– Да, он вел себя молодцом, – подтвердил Гемонид, на чьей совести и была, между прочим, та самая таинственная стрела.
– Агамемнон объявил, – продолжал Леонтий, – что по соглашению с противником два дня и две ночи сражений не будет, надо предать земле погибших. Мы можем воспользоваться этим и сходить к оракулу Аполлона Фимбрского.
Решение проконсультироваться у оракула они приняли после разговора с неким Артинеем, их соседом по палатке, производившим впечатление человека себе на уме и не любящего болтать лишнего.
– В последний раз я видел твоего отца, – сказал Артиней, – когда он уходил на разведку вместе с царем Маталаса Эванием. Вдвоем, без эскорта они решили добраться до вершины Ретейского мыса, чтобы разработать новый план наступления на Илион. Все это не заслуживало бы особого внимания, если бы один карийский торговец – имя его я запамятовал – не сказал мне, что Эвания и твоего дядю Антифиния связывают узы тесной дружбы.
– Что ты хочешь этим сказать? – сразу же встревожился Гемонид.
– Только то, что сказал: Эваний – друг Антифиния.
– Говори же, Артиней! – не отставал от него Гемонид. – Поясни нам свою мысль! Может, ты намекаешь на то, что благородный Неопул пал не от руки троянца, а был убит человеком, считавшимся его другом?
– Все возможно, о честный Гемонид, но, уверяю тебя, ничего определенного я не знаю, – ответил Артиней, быстро меняя тему разговора. – Знаешь ведь, как бывает, когда стоишь на часах: чтобы убить время, люди слушают и рассказывают не одну только правду… Но ты человек мудрый, ты не станешь верить россказням ночных дозорных.
Кому непременно надо было узнать, что же все-таки «рассказывают люди», а может, кое-что еще, следовало лишь обратиться к Терситу – официальному сплетнику ахейского воинства. И потому Леонтий и Гемонид направились в лавчонку Телония, где и нашли Терсита. Он, как обычно, с кем-то ссорился. На этот раз – с подтрунивавшими над ним аркадцами.
– О друг наш Терсит, – обратился к нему Гемонид, – ты, не ведающий лжи, ты, у кого на языке только то, что на уме, скажи, не известен ли тебе человек по имени Званий?
– Какого Звания ты имеешь в виду, друг? Здесь, в Трое, есть два Звания, – ответил Терсит, как всегда, обнаруживая поразительную осведомленность. – Один – уроженец Фтии, конокрад, а другой – из Маталаса. Этот, чтобы стать царем, убил своего брата Эваста.
– Боюсь, что нам нужен именно второй, – заметил Гемонид. – И еще скажи нам, Терсит, каким образом Эваний убил своего брата?
– Он его отравил. Напоил речной водой.
– Речной водой? – удивленно воскликнул Леонтий. – Кто же мог отравить воду в целой реке?
– Яд был не в реке, – пояснил Терсит, прямо-таки наслаждаясь наивностью юноши, – он был в плошке, которую Антифиний поднес Эвасту.
– Выходит, отравитель – Антифиний, а не Эваний? – снова спросил Леонтий.
– Да, но в выигрыше остался Званий.
С того дня подозрение, павшее на Антифиния и Звания, лишило Леонтия сна. Необходимо было произвести тщательное расследование среди критского воинства. С кого начать? Как раздобыть нужные сведения? Кого спросить? Кто-то посоветовал Гемониду обратиться к оракулу:
– Купи перворожденного ягненка и принеси его в жертву Аполлону: как знать, может бог устами прорицателя Калханта укажет тебе верный путь.
Мир Гомера без оракулов немыслим: рождения, путешествия, войны, отъезды, женитьбы, выбор места для закладки новых городов – в истории всех этих событий первым шагом была консультация с оракулом. В Беотии, например, профессия прорицателя (mantica, как их называли в те времена) была самой распространенной после землепашца.
Греческое слово mainesthai обозначает все, что «вне нас», или что еще только должно произойти – в отличие от того, что хранит наша память и что уже «внутри нас», иными словами, от всего, уже происшедшего. Если память – это осознание прошлого, то mainesthai – предвидение будущего, но уже предрешенного Фатумом, чего-то такого, что даже сам Зевс изменить не в силах, но может предсказать оракул.
Толкователями предсказаний были в основном мужчины, но в исключительных случаях эту роль выполняли и женщины – например, Пифия в Дельфах или Плеяды – жрицы храма в Додоне. Жрецы стояли, можно сказать, «над партиями»: у них не было ни родины, ни семьи, ни пристрастий, они не могли влиять на Фатум и ограничивались тем, что с некоторым опережением сообщали о его намерениях. Калхант, сам троянец, служил ахейцам, но не считался предателем. От него требовалось лишь, истолковывая намерения Фатума, «попасть в точку», и больше ничего. Предания гласят, будто он умер в тот день, когда встретил более сведущего прорицателя – Мопса. Обоих попросили предсказать, сколько поросят принесет свинья и сколько плодов даст фиговое дерево. Ответ Мопса из Колофона оказался абсолютно точным, тогда как у Калханта получилось на одного поросенка больше и на один плод меньше. В результате Калхант от стыда наложил на себя руки.
Самым лучшим считался оракул в Фимбрском храме Аполлона – на вершине холма, в деревушке, расположенной немного южнее Трои. Чтобы добраться туда, нужно было пройти берегом вверх по течению Скамандра больше десяти километров.
– Я уже был там однажды, – сказал Терсит, – и вообще хорошо знаю Калханта. Если хотите, могу проводить вас к нему.
Поскольку путь был неблизким, наша троица решила нанять у ликийца Телония ослов и повозку.
– Ослы лучше, чем лошади! – сказал Терсит. – Ослы передвигаются медленнее, зато не так быстро устают, так что к назначенному месту всегда приходят первыми. Главное – с самого начала хорошенько бить их кнутом, чтобы они сразу поняли, с кем имеют дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81