нашептывал на ухо слова любви, обещал подарить пару белых голубей. Потом, убедившись, что юноша не намерен удовлетворить его желание, налетел на него, как ястреб. Троил резко отскочил и бросился бежать. Трижды обежал он вокруг храма и трижды ощущал на своем затылке дыхание настигающего его Ахилла. Тот уже совсем было его догнал, но в последнюю минуту Троил вбежал в храм… Кстати, от кого-то я слышал, что он мог быть даже незаконным сыном Аполлона, рожденным вроде бы Гекубой… Вам на этот счет ничего не известно?
– Ненавижу тебя, Терсит, ненавижу! – взорвался Леонтий, и лицо его побагровело от ярости. – Ты не умеешь рассказывать истории: только дойдешь до самого интересного места и переключаешься на другое! Скажешь ты мне – добром прошу, – как повел себя Ахилл в храме? Удалось ему настигнуть Троила?
– Конечно же, он настиг его, в противном случае он бы не прославился как самый быстроногий из смертных! Он настиг Троила как раз у статуи Аполлона, и здесь, в этом священном месте, прижал парня к себе с такой страстью, что переломал ему ребра. На следующее утро Калхант нашел Троила мертвым. С тех пор Аполлон и перешел на сторону троянцев.
– Я слышал, – вступил в разговор Гемонид, – что по предсказанию дельфийского оракула Троя не падет, пока не погибнет Троил, кони Реса не напьются воды из Скамандра и не будет похищен Палладий. Тебе тоже известно о таком предсказании?
– Да, верно, оно существует! И два из этих событий уже произошли. Остается только украсть Палладий.
Между тем наши путники достигли подножия холма: одинокий храм выделялся на нем, как лилия среди увядших виноградных лоз. На нижней его ступеньке они увидели застывшего в неподвижности старика, который казался белее мраморных плит святилища: белыми были его туника, борода и ниспадавшие на плечи волосы.
– Здравствуй, о почтенный Калхант, – приветствовал его Терсит, – со мной пришли два друга: им хотелось бы заглянуть в прошлое.
– Что делать им с прошлым, которого уже не изменишь? – ответил старик. – Лучше обратиться к будущему. На него тоже нельзя повлиять, но оно хоть не кажется таким неизменным.
– Неужели и будущее нельзя изменить? – спросил Гемонид.
– Конечно, его не изменишь хотя бы потому, что оно уже сложилось в намерениях Необходимости, хотя нам оно и представляется неопределенным.
Леонтий, не понявший ни слова из того, что сказал жрец, все же выступил вперед и изложил цель своего визита.
– Вот тебе, о божественный Калхант, перворожденный агнец: принеси его в жертву сребролукому богу. Меня зовут Леонтием, прибыл я с Гавдоса, а к тебе пришел, чтобы узнать о судьбе моего отца – Неопула. Многие говорят, что он погиб, хотя тела его так и не нашли. Но если он мертв, скажи, кто убил его? Враг в честном поединке или кто-то из своих, замысливший подлое дело?
– Есть ли у тебя какой-нибудь принадлежавший Неопулу предмет, с которым тебе не жалко расстаться?
Леонтий в отчаянии глянул на Гемонида, потом вдруг вспомнил, что нашейная цепь у него украшена двумя изображениями головы Диониса – двумя маленькими серебряными медальонами, которые отец подарил Леонтию, когда тот был еще ребенком. Медальоны изображали двуликого бога: одно лицо его весело смеялось, другое – горько плакало.
– Это подойдет? – спросил Леонтий, протягивая медальоны жрецу.
– Ты уверен, что к ним прикасалась рука твоего отца?
– Да, я в этом уверен.
– Достаточно одного: решай сам, какой ты хочешь мне отдать, и помни, что вернуть его я не смогу.
Юноша засомневался. Он чувствовал, что его выбор каким-то образом скажется на приговоре оракула.
– Тебе важно, чтобы именно я выбрал медальон? – спросил Леонтий.
– Нет, и по двум причинам, – отвечал старец. – Во-первых, потому, что в результате выбора прошлое все равно не изменится. Во-вторых, потому, что выбираешь не ты, твоей рукой управляет Фатум.
Леонтий все еще ничего не понимал, но чувствовал, что отдать нужно медальон со смеющимся Дионисом.
– Идите за мной, – сказал Калхант, и все последовали за ним в святилище.
В самом центре храма было что-то вроде колодца, прикрытого мраморной плитой. Отодвинув ее, Калхант стал спускаться в узкий подземный ход, держась за прибитый к стенкам веревочный поручень. Жрец двигался быстро, чего нельзя было сказать об остальных: спустившись ступенек на десять, они оказались в полной темноте. У Калханта не было факела, а слабый свет от входа на такой глубине совсем померк. Наконец они очутились в просторной и очень сырой пещере. О том, что она просторна, свидетельствовали отраженные ее стенами голоса. Калхант велел всем остановиться, затем бросил взятый у Леонтия медальон в пустоту. Всплеск воды подсказал пришельцам, что перед ними небольшое подземное озеро. Еще один шаг – и они упали бы в воду. Жрец пробормотал непонятное заклинание, и вода слегка засветилась, словно к поверхности медленно всплывало какое-то тело. Уж не медуза ли? Нет, не медуза.
а лицо. Лицо Неопула? Все подумали именно так хотя черты его были слишком расплывчатыми чтобы можно было утверждать это с уверенностью. Затем во все сгущающейся темноте под сводами пещеры раздался голос Калханта. Голос был мрачный доносившийся издалека, словно старик вдруг отошел от них:
– Твой отец испил воду и был поражен в сердце!

ОТРАВИТЕЛЬ ЭВАНИЙ
Глава VIII,
в которой нам рассказывают легенду об аргонавтах, и прежде всего о женщинах Лемноса. Мы узнаем также, что в ходе расследования подозрение падет на Эвания и что делегация ахейцев отправится наконец к Ахиллу в надежде убедить его вновь взяться за оружие.
Дурные вести пришли с места сражений:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81