Хочу только попросить тебя об одной небольшой услуге. Нас, жителей Иолка, преследует призрак некоего Фрикса. По словам жрецов, этот несчастный требует вернуть ему баранью шкурку, которую он много лет назад забыл на ветке дуба в Колхиде. Ты доставишь нам эту вещь, и я с радостью возвращу тебе трон.
Старый жулик отлично знал, что эта «вещь» была знаменитым золотым руном, совершенно недоступным, ибо днем и ночью его охранял не ведающий сна дракон. Но Ясон был не из тех, кого можно испугать таким пустяком: со всей Эллады собрал он славнейших героев и отправился к Черному морю.
Как в мифе о Тесее, так и в истории с аргонавтами герою помогла женщина. Эта была Медея, дочь Ээта, царя страны, где хранилось руно. Медея была бессмертной колдуньей, которой к тому же покровительствовала сама Гера. Короче говоря, она влюбилась в Ясона и, добившись от него обещания жениться на ней, усыпила дракона с помощью зелья, одолевшего его бессонницу. Но как и Ариадну, наш герой надул колдунью. Правда, Медея этого заслуживала. Достаточно вспомнить, как после похищения золотого руна, желая помешать отцу догнать их корабль, на предложение Ясона убить ее малого братца Апсирта, а труп бросить в море, Медея ответила:
– Ладно, но давай разрубим его на куски, тогда папа, собирая их, задержится еще больше.
Могут возразить, что, мол, вина в данном случае не Медеи, а Эрота, зажегшего в ее сердце любовь к Ясону. Но согласитесь, что даже у любви должны быть свои границы!
Заполучив золотое руно, Пелий не пожелал расстаться с царством, и Медея покончила с ним, прибегнув к одному из своих фокусов: она заявила, что может омолодить любое живое существо, и в доказательство, окунув в чан с шипящим маслом козла, вынула из чана новорожденного козленка. Сраженные увиденным, дочери Пелия, не взирая на вопли несчастного старика, бросили его в чан, надеясь, что он вынырнет оттуда помолодевшим и веселым.
Однако, вернув себе царство, Ясон изменил Медее и женился на коринфской красавице Главке (ее еще называют Креусой). Разъяренная колдунья послала новобрачным свадебные дары: ей – миленькое самовозгорающееся подвенечное платье, ему – трупы рожденных от него младенцев.
Собрания аргонавтов проходили возле палатки Аскалафа. Ветеранов усаживали на четыре деревянных трона в центре небольшой площадки – так, чтобы каждый мог их хорошо видеть. Вокруг толпились слушатели, в основном – молодежь, прибывшая к стенам Трои за последние три года: те, что были поближе, садились на землю, остальные же стояли позади, образуя живое кольцо. В числе этих последних были и Леонтий с Гемонидом, накинувшие на себя – от сырости – бараньи шкуры. В самом первом ряду справа от аргонавтов устроилась группа критцев во главе с Мерионом, Идоменеем и Эванием.
– А правда, – спросил один беотиец, обращаясь к Иалмену, – что кто-то из вас умел ходить по воде, как посуху?
– Да, и звали его Эвфем, – отвечал аргонавт. – Способностью этой его наделил отец – Посейдон. От Эвфема-то и народилось особенно много детей на острове Лемнос.
– О почтенный Иалмен, ты, одинаково искусный копьеметатель и рассказчик, поведай нам историю о лемносских женщинах, только смотри, не утаивай ни единой подробности: все равно тебя изобличат во лжи те, кто слышал ее уже не раз.
– Пусть лучше вам расскажет ее мой брат Аскалаф, – ответил Иалмен. – Он первый вместе с сыном Гермеса Эхионом договорился с Гипсилилой, ему и рассказывать.
Аскалаф поднялся и, прокашлявшись, стал говорить – нарочито медленно, делая продолжительные паузы и растягивая слова. Голос у него был глухой, волосы совершенно седые, лицо в глубоких морщинах. А блики от жаровни и вовсе делали Аскалафа похожим на покойника. При известной доле фантазии его можно было принять за выходца из царства Аида.
– Нас долго носило по морю, запасы пищи и воды иссякли. Зефир в тот день отказался подгонять наш корабль: пришлось нам попеременно садиться на весла. Даже самых слабых Геракл заставлял грести так, что они, откидываясь, едва не касались головами колен сидевших сзади. Навплий, великий Навплий, сын Навплия, задавал темп своим зычным голосом, а дева Аталанта, которую Артемида наделила даром орлиного зрения, глядела вперед с носового мостика. Вдруг она закричала: «Земля!» – и мы увидели по правому борту голубоватые очертания какого-то острова. Это был Лемнос, тот самый Лемнос, где поломал ноги Гефест, когда охваченный гневом Зевс низринул его с Олимпа.
– И красивый был этот Лемнос? – спросил кто-то. Аскалаф ответил не сразу. Закатив глаза и словно пытаясь разглядеть что-то под опущенными веками, он ответил:
– Лемнос был зеленее лугов Кносса, а яблонь там росло больше, чем в саду Гесперид. И надо же, чтобы за год до того именно на этом острове произошел прискорбный случай: лемносские мужчины похитили сотни белокурых и голубоглазых фракийских девушек, чтобы заменить ими своих законных жен, от которых, говорили они, ужасно воняет. – Это правда?
– Признаться честно, вонять от них воняло… и даже очень! – подтвердил Аскалаф. Затем, обернувшись к своим друзьям, спросил: – Ведь я не преувеличиваю, о Пенелей?
Пенелей кивком головы подтвердил его слова. По исказившей его лицо брезгливой гримасе слушатели поняли, что издаваемый женщинами Лемноса дурной запах был просто невыносим.
– Одни считали, – продолжал Аскалаф, – что вся причина, была в индиго – растении с тошнотворным запахом. Из его листьев выжимали голубоватый сок, который лемносские женщины использовали в косметических целях. Другие объясняли это местью Афродиты. Говорят, незадолго до нашего прибытия некоторые женщины Лемноса отказались от физической близости с мужьями, и обиженная Афродита наградила их всех без разбору запахом, способным отбить охоту у любого мужчины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81