А заманив какого-нибудь бедолагу, они впивались ему зубами в горло и высасывали из него всю кровь.
Древние греки неизменно изображали Страх с женским лицом, и почти все чудовища в их мифах обряжены в женское платье. Вспомните хотя бы о гарпиях, граях, мойрах, эриниях, тельхинах, эмпусах, Горгонах, Ламии, Химере, Ехидне и так далее: все они – женщины с крыльями нетопыря, лающим голосом, змеевидными волосами, налитыми кровью глазами и всякими устрашающими атрибутами.
Леонтий еще не забыл угрозы кормилицы.
– Не будешь слушаться, – говорила она, – я позову Ламию: пусть тебя съест!
Ламия родила от Зевса множество детей, но ревнивая Гера убивала их одного за другим. И потому Ламия бродила по ночам и в отместку убивала чужих детей, правда, отдадим ей должное, выбирая при этом самых плохих. Чтобы Ламия казалась еще ужаснее, говорили, будто Зевс наделил ее способностью вынимать из орбит собственные глаза, а потом вставлять их обратно. Это не так уж плохо, если сравнить ее с сестрами – граями, у которых был только один глаз и один зуб на троих, и всякий раз, когда им надо было посмотреть или поесть, они пользовались этим глазом и зубом по очереди.
Гемонида такие вещи совершенно не беспокоили, он боялся только настоящих, живых людей, и прежде всего, конечно, вооруженных копьями троянцев, Леонтию же так не терпелось узнать, что случилось с отцом, что он не раздумывая принял предложение женщины.
– Я догадалась, что ты не ликиец, – сказала она ему, как только они остались наедине, но по мне все равно – что ликийцы, что троянцы, что ахейцы. Устрой мне еще сыру, а я тебе устрою любовное свидание.
Когда же Леонтий увидел наконец Экто, у него перехватило дыхание: никогда еще в жизни ему не доводилось лицезреть таких красавиц. Дело было не только в ее внешности, а в каком-то совершенно неуловимом, непостижимом обаянии. По телу юноши пробегали странные магнетические волны, он не мог отвести глаз от ее лица. Сначала он даже подумал, что перед ним сама Елена: до того описания прекрасной царицы Спарты, которые он слышал во время ночных дозоров, подходили к женщине, стоявшей перед ним.
– Но… – пролепетал Леонтий, – ты же…
– Елена? – предварила его слова незнакомка и улыбнулась. – Нет, я не Елена, я Экто, просто я похожа на Елену. В Трое многие называют меня ее именем, но этим они лишь мне льстят. Елена куда красивее…
– А мне как тебя звать? Экто или Елена?
– Зови, как хочешь, о мой прекрасный ахеец. Если тебе приятно называть меня Еленой, да будет так: я стану твоей Еленой, той самой, которая раньше принадлежала Тесею, потом Менелаю, а теперь – жена Париса. Но тогда и тебе придется изображать моего любовника, ласкать меня и нашептывать слова любви!
Мурашки забегали по спине Леонтия еще сильнее – и от удовольствия, что он произвел впечатление на такую необыкновенную женщину, и от страха, что в нем сразу же распознали ахейца.
– Зачем тебе понадобилась эта встреча? – спросила Экто.
– Я хотел бы узнать…
– Ах, значит, ты не влюблен… – разочарованно протянула она и надула губки.
– Да, то есть нет… – ответил Леонтий, совершенно сбитый с толку. – …Я только хотел спросить, не ты ли продала царю Маталаса Эванию драгоценную цепь, украшенную двумя клыками вепря. Этот трофей некогда принадлежал моему отцу, благородному Неопулу, он уехал девять лет назад на войну, и вот уже пять лет, как мы о нем ничего не знаем. Никто не может сказать мне, пал ли он, пораженный стрелой троянцев, или принял смерть от руки подлого предателя, держат ли его в цепях как пленника или он умер. А если умер, то где его останки – в земле или на дне реки? О женщина, равная по красоте богиням, пожалей бедного ахейца, назови имя человека, подарившего тебе эту цепь! Меня зовут Леонтием, и мне скоро исполнится семнадцать. Помоги найти тело моего отца, чтобы я мог достойно похоронить его останки и привезти известие о нем моей матери.
«Как странно, – думал он между тем. – Идя на эту встречу, я подготовил куда более убедительные слова и намеревался узнать побольше подробностей, не выдавая себя». Но встретившись с незнакомкой, Леонтий вдруг раскрыл перед ней душу и рассказал даже то, что могло бы ему повредить. Короче, врать он не умел.
Экто, судя по всему, была поражена его признаниями.
– Выходит, ты и есть Леонтий? – протянула она так, словно слышала о нем раньше.
– Да, меня зовут Леонтием, и я ищу останки своего отца. Если ты, о женщина, столь же добра, сколь и красива, сделай милость, скажи, как оказалась у тебя цепь с клыками калидонского вепря?
– Мне дала ее Поликсена – младшая из дочерей Приама и единственная, знающая тайну исчезновения твоего отца. Если ты вернешься сюда завтра, я устрою тебе с ней свидание. Думаю, излишне говорить, что никто не должен знать о наших встречах – ни ахейцы, ни троянцы.
Но Леонтий, придя в кабачок Телония, немедленно стал со всеми подробностями рассказывать о происшедшем каждому, кто хотел его слушать, а описывая Экто (которая, как он считал, была самой Еленой), покраснел, как рак. По его словам выходило, что даже Афродита не идет с ней ни в какое сравнение: да, прекрасная богиня и та по красоте уступала Экто.
– Вот как, – заметил Гемонид, – выходит, ты уже успел забыть Калимнию?
– Калимнию? – отозвался Леонтий. – Ах, да, Калимния!
По тому, как было произнесено это имя, сразу стало ясно, что для невесты с Гавдоса нет больше места в его сердце: Экто вытеснила даже память о ней.
– Так как, говоришь, зовут женщину, похожую на Елену? – спросил Терсит.
– Экто. Ее зовут Экто. Но мне больше нравится называть ее Еленой.
– Не вижу в этом ничего удивительного, – сказал Терсит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81