Щепетильная в делах небесной иерархии, не может она запятнать свое положение покровительницы супружества. Это произвело бы самое плохое впечатление на жителей земли, где и без того дела идут не лучшим образом. Почти как на небе!..
Здесь Гера вздохнула и открыла свою мысль: Зевс без нее родил Афину, и она тоже хочет иметь ребенка без Зевса. Если земля ей в этом не поспособствует, то спустится она в Тартар за таинственным зельем либо неотвратимыми словами.
Хлорида молчала. В ее благоуханной душе шла борьба. Ибо именно она могла утолить жажду Геры, именно она, такая хрупкая, незаметная, такая незначительная богиня цветов. Только вот очень уж боится Зевса. Один раз она его видела, и этого ей хватит на все ее бессмертие. Сердце Хлориды трепетало при одной мысли о страшном гневе повелителя молний.
Гера поняла ее колебания и поклялась Стиксом, что будет свято хранить тайну. Услышав слова про Стикс, Ирида расправила крылья, готовая лететь с золотым кубком за водой адской реки. Хлорида удержала ее. Хватит заклятия без торжественного испитая черной воды. Богиня цветов действительно знает такую траву, она даже растет в ее садах, занесенная из дальних стран, чудесная, таинственная, могучая. Никто о ней не знает, ибо того, кто ее дал, уже нет в живых. Никому бы не дала, но Гере отказать не может.
Пошли. Хлорида издали показала цветок шафрановой окраски, вырастающий из сдвоенного стебля.
– Видишь, это он. А корень у него, как кусок свежего мяса, из которого истекает черный сок. – После чего шагнула и дрожащей рукой сорвала зелье. Тут земля затряслась под ней и застонала. Хлорида, белее своего белого вышитого звездами платья, вручила Гере цветок, боязливо держа его двумя пальцами.
– Достаточно им только дотронуться, знаешь где…
И отвела глаза в тот момент, когда Гера развязывала пояс, стягивающий ее пеплос. Та поблагодарила и удалилась. Но вернулась.
– Точно ли это поможет?
Хлорида указала ей на цветок, лежащий на земле, увядший и мертвый.
– Нет сомнений. В конце концов я сама его испытала, не на себе, конечно, а на молодой яловой овце. Последствие наступило без промедления.
Хлорида была права. Уже на обратном пути Гера почувствовала себя матерью. А когда пришло время, к всеобщему изумлению, разнеслась по Олимпу невероятная новость: в горах дикой Фракии Гера родила нового бога, Арея. Все богини воскликнули: «Наконец– то!» – а Зевс перестал удивляться, что в оазисе. Аммона его статуи сооружают с рогами на голове.
В СЕТЯХ
В тот расчудесный из всех праздничных дней, когда из морской пены, оплодотворенной кровавыми останками Урана, вышла «услада богов и людей» золотая Афродита и воссела в кругу очарованных ее присутствием олимпийцев, – в тот день одинокое сердце Гефеста потеряло покой. Тем же вечером он попросил у Зевса ее руки. Ему отказали, но сколько ни объясняли, ни растолковывали, все впустую. Гефест пошел на самые хитроумные уловки, чтобы завладеть ею.
Знал, конечно, что за жену берет. И Афродита знала, какого мужа вручила ей непоколебимая воля Зевса. Работа была смыслом его жизни. Весь мир закрывал перед ним дым, поднимающийся от мехов его кузницы. Редко бывал он на олимпийских приемах, и концертам муж предпочитал ритмичный стук молотов своих трудолюбивых циклопов. Он не думал, что супружество может чем-то изменить эту прекрасную жизнь. В то же время не мог и требовать от Афродиты, чтобы она отреклась от мира и позволила своим юным прелестям увядать в чреве огненной горы.
Вечером, окончив работу, Гефест являлся в свой дворец на Олимпе. Снимал кожаный фартук, купался и надевал свободные одежды, а усевшись за стол, с удивлением взирал на ту богиню, которая была ему женой и вместе с тем существом далеким, пробуждающим вожделение и страх. Гефест боялся Афродиты и страшился себя самого. Он имел душу пылкую, как огонь, повелителем которого был. Зная, что он урод и калека, а хромал он на обе ноги, избегал любви и одновременно жаждал ее как никто из богов. Он помнил тот день, когда, вдруг узрев прекрасную деву Афину, так воспылал страстью, что начал ее преследовать. Ноги, обычно непослушные, несли его, как крылья Гермеса. Наконец схватил ее и не остановился бы перед насилием, если бы она не вырвалась из его рук. Поражение было столь позорным, что с тех пор Гефест старался не заглядываться на богинь, нимф и земных женщин. Но внутренний огонь жег его. Однажды какая-то нимфа посетила его кузницу. Он не глядел на нее, но чувствовал возбуждение от ее присутствия, ковал свой кусок железа с неистовством. Тут одна искра вылетела из-под его молота и, коснувшись лона нимфы, пробудила в нем негу, а вместе с ней заронила новую жизнь.
Об этом думал хромой Дух Огня, молча созерцая сидящую напротив жену. Все в ней казалось ему удивительным и необыкновенным. Золотые волосы, присыпанные голубой пудрой, фиолетовые глаза, шея белая и трепетная, груди, скрывающиеся под прозрачной тканью, все это благоухание и горячее тело, закутанное в ткани цветные, мягкие, неощутимые, как сон. Даже все искусные украшения, которые сам изготовил, имели для него обаяние какой-то непостижимой тайны. Афродита говорила, смеялась, пила нектар, а он никак не мог уяснить истинного смысла ее слов и улыбок. Она жила в каком-то своем, совершенно отдельном мире, дорога в который была ему неведома.
Гефест любил ее безрассудно, и в любви этой словно казнил себя. Избегал ее, проводя целые месяцы в кузнице или на излюбленном острове Лемнос, и возвращался опять, чтобы с суеверным трепетом коснуться хоть ленточки, которой она стягивала прическу. Он знал, что она изменяет ему… На ее всегда влажных губах чувствовал горечь чужих поцелуев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26