– Слушаюсь, капитан! – улыбнулся Джованни и ринулся в гущу боя.
Эрос последовал за ним. Блокировал одного французского солдата, затем другого, не обращая внимания на взрывы ядер, плюющих в лицо землей и металлом. Вражеские батальоны поливали атакующих сокрушительным огнем, но сильные духом итальянцы не сдавались.
Эрос слишком поздно заметил летевшее в него ядро, когда что-то сбило его с ног. Он ударился головой о землю, но не почувствовал жгучей боли открытой раны.
– Эрос… – простонал, кашляя кровью, его спаситель. Эрос сразу узнал этот голос, как узнал темно-русые волосы.
Нико лежал в луже крови с разорванным ядром телом, закрыв его собой. Какого черта совершил он этот безумный поступок?
– Никколо. – Эрос выполз из-под него и приподнял его голову. Второй рукой зажал открытую рану на животе. Над головой свистели снаряды. – Ты славно сражался, мой друг, до последнего момента, когда вдруг решил, что моя жизнь дороже твоей.
– Это так, – слабо улыбнулся Нико. – Для Милана и всей Италии. Жаль, что я не увижу нашу страну объединенной.
– Увидишь, если побережешь силы, – сказал Эрос. Хотя знал, что состояние Никколо безнадежное. – Ты поедешь домой, в Венецию, как мечтал, откроешь торговую линию…
– Слишком скучно, – рассмеялся Нико, захлебываясь кровью, и, простонав, взглянул на Эроса. – Никогда не думал, что мой друг будет принцем и будет держать меня за руку в мой предсмертный час. Я твой должник. Ты дал мне двенадцать лет свободы, Эрос. В Алжире я не продержался бы и года.
– Ты ничего мне не должен, – ответил Эрос, испытав боль при мысли, что ради него Нико пожертвовал собой.
Дыхание Нико стало поверхностным.
– Можешь сделать для меня кое-что? – пробормотал он.
– Все что угодно, – пообещал Эрос.
– Скажи ей…
Эрос напряженно застыл. Нико слабо улыбнулся.
– Скажи ей, что любишь ее.
Это были его последние слова.
Эрос положил голову Нико на землю и зажмурился. Кто-то тронул его за плечо. Рядом стояли Джованни и Даниэлло. Теперь он понял, почему до сих пор его не застрелили. Друзья его защищали.
– Я хочу, чтобы его похоронили в Венеции, – сказал Эрос, голос его дрогнул. – Даниэлло, позаботься, чтобы его похоронили по-христиански. И чтобы его семья ни в чем не нуждалась.
– Я все сделаю, – хрипло ответил Даниэлло. Встряхнувшись, Эрос встал.
Бои шли уже по всему городу, ввергая его в хаос и разрушения. Городские улицы были неподходящим местом для кавалерии, и столкновение превратилось в жестокую резню. Враг упорно сражался, и каждый ярд давался с огромным трудом. Эрос крушил всех, кто попадался ему под руку. Образы реальности утратили четкость очертаний. Его сковал внутренний холод, укрепивший сердце и приглушивший чувства. Это ощущение было ему хорошо знакомо: отделение разума от тела, когда сознание отказывается воспринимать ужасы, творимые собственными руками, когда физические силы на исходе, когда пот и кровь омывают лицо и не замечаешь криков боли, когда, устав от смерти, молишь Бога смилостивиться над твоей душой и знаешь, что не заслуживаешь милости.
Холодный темный интерьер навеял на него мысли о царстве, куда едва не попал. По углам мерцали поминальные свечи, унося души умерших еще выше в небо. Его великий предок, герцог Джан Галеаццо Висконти, возвел это готическое здание как символ власти, но для Эроса Дуомо символизировал нечто другое.
Громко стуча сапогами по мраморным плитам пола, он спустился в мрачное подземелье, служившее гробницей. Им овладело смешанное чувство покоя и горечи потери. Он вернулся, но не к радостной, счастливой жизни, которую знал здесь, а к холодной, безжизненной могиле.
Передвигаясь в темноте на ощупь, он нашел первую каменную глыбу, неизменный остов бессмертия – могилу первого герцога из рода Сфорца – Франческо, Лишь немногие знали, что в одном гробу с отцом покоится его сын, Галеаццо Мария, пятый герцог Милана, чтобы в будущие времена никто не мог показать его собственный гроб со словами: «Здесь похоронен герцог Галеаццо, убитый своими же придворными». Отца Эроса убил родной брат.
Бесшумно двигаясь среди мраморных надгробий с великими именами, он наконец нашел могилу, которой здесь раньше не было. Приложив к гладкому камню пальцы, он искал гравировку и, когда обнаружил остроконечные латинские буквы, упал на колени и прижался щекой к холодной тверди мрамора.
– Я вернулся, папа, я дома, – прошептал он.
Октябрь в Делламоре выдался теплый, золотисто-красный. Аланис сидела в библиотеке, в то время как ее дед листал «Газетт». Прошло шесть месяцев с тех пор, как они вернулись из Франции.
– Знаешь, он взял Милан, – Объявил герцог, глядя на Аланис с состраданием.
Но говорить на эту тему ей не хотелось. Как не хотелось слышать его имя. Хотя острый период безумной тоски и боли миновал, думать, обливаясь слезами, об Эросе она позволяла себе лишь ночью в постели.
– Подкрепление к французам пришло слишком поздно, – продолжал герцог, – и теперь он очищает страну от оставшихся французских фортов. Милан снова стал герцогством, хотя пока неформально.
Аланис нахмурилась.
– Почему? Разве миланцы не провозгласили его герцогом сразу после сражения?
– Провозгласили, но он отложил церемонию коронования.
Аланис дотронулась до спрятанного на груди тяжелого медальона. Если Эросу медальон нужен, он придет за ним. Скоро. От страха и ожидания у нее затрепетало сердце. Она могла бы отдать медальон его сестре, но ей не хотелось. Хотелось вновь ощутить себя живой, даже если это погубит ее.
– Делегация графов просит аудиенции, монсеньор.
Эрос оторвал голову от кипы бумаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94