Возможно, потому, что дворик стал своего рода частным клубом для этих самых завсегдатаев. Когда вытяжка не работает и двери пекарни открываются, я могу прислушиваться к беседам, а люди подходят к порогу, чтобы мне было лучше слышно. Самые интересные истории Пата и Джесса были рассказаны именно там.
– Хуже всего послеполуденные часы, – сказал он. – Мой разум полон… – Пауза. – Мой разум чувствует, как разрушается, лучи вашего солнца словно режут меня на части.
Тишина повисла снова, а солнце поднялось выше.
– Не думаю, чтобы тебя заинтересовали рецепты, – немного грубо сказала я. – Мой хворост, кукуруза и овсяные оладьи уступают пальму первенства только булочкам с корицей. И мы продаем еще кучу всяких вкусностей, множество кексов – я могу сделать сносные кексы из чего угодно, – а еще сдоба, дрожжевой хлеб, пирожные, печенье, торты и тому подобное. По пятницам и субботам я пеку пироги. Даже Чарли не знает секрета моего яблочного пирога. Я думаю, ты сохранишь эту тайну.
Чарли не знал и секрета моей «Горькой Шоколадной Смерти», но в данных обстоятельствах не хотелось упоминать смерть, даже шоколадную.
Полуприкрытые глаза вампира наблюдали за мной.
– В моей жизни больше нет ничего такого, о чем стоило бы рассказать. Я не мудрец. Еле закончила среднюю школу. Ученицей была ужасной. Ненавидела учить всякий бред для тестов только потому, что кто-то считает, что я должна. Единственный предмет, в котором я добилась хоть каких-то успехов – литература и правописание с мисс Яновски…
Джун Яновски поссорилась с руководством школы, потому что решила факультативно прочитать младшим классам раздел классической вампирской литературы. Она сказала, что отказывать детям в возможности обсудить «Дракулу», «Кармиллу» и «Вечную Смерть» – бестолковый и дурной способ опеки, с тем же успехом можно было бы прививать школьницам мысль, что они не забеременеют, если будут делать это стоя и не разуваясь. Она победила в споре.
– Я бросила бы школу, если бы не Джун, да еще Чарли объяснил, как взбесится мама, если я брошу учебу. Он был, как обычно, прав, особенно насчет мамы. Я работала в кофейне с двенадцати лет, а после выпуска сразу перешла с частичной на полную занятость. За свою жизнь я ничего не совершила. Я не уезжала от Новой Аркадии дальше, чем до побережья океана, – мы несколько раз проводили там каникулы, когда мальчишки были младше, кофейня – меньше, а Чарли еще можно было изредка из нее вытащить. Люблю читать. Моя лучшая подруга – библиотекарь. Но у меня мало на что хватает времени, кроме работы и сна. Иногда я думаю: должно быть что-то… – В памяти всплыл образ бабушки, какой она была в последнюю нашу встречу. Я так и не решила, действительно ли она знала, что эта наша встреча – последняя, что больше мы не увидимся, или мне просто так казалось – теперь. Выглядела она такой же, как всегда. Попрощалась тоже как всегда. В той встрече не было ничего особенного, за исключением того, что она стала последней.
– Иногда мне кажется, будто должно быть что-то еще, но я не знаю, что, – медленно добавила я. – Вот почему я поехала к озеру прошлой ночью.
Я не могла позволить последовавшей тишине затянуться.
– Ты мог бы рассказать мне о своей жизни, – сказала я. – Э-э-э…
– Жизнь? Как ты это назвала?
– О своей… как бы там ни было. Ты, должно быть, много чего повидал, кроме… э-э-э.
– Нет, – сказал он.
Достаточно недвусмысленно. Я оглянулась через плечо. За окном поднималось солнце. Снова посмотрела на вампира. Цвет старых грибов снова был очень плох, а на коже определенно выступил пот. Похоже, он умирал – то есть, умирал бы, будь он человеком. Он не походил на умирающего только потому, что и на человека не был похож.
– Ты могла бы рассказать мне историю, – сказал мой сокамерник. Слова выходили с трудом, как будто он задыхался. Дышат ли вампиры?
– Что? – глупо переспросила я.
– Историю, – повторил он. Пауза. – У тебя есть… маленькие братья. Ты рассказывала им… истории?
Легко было Шахерезаде, – подумала я. В худшем случае ее аккуратно и чисто обезглавил бы какой-нибудь человек с топором. И пусть у ее муженька были не все дома – он, по крайней мере, был человеком.
– Ох… хм… да – наверное. Но, ты знаешь, я знала про Кота в сапогах, про Поля Баньяна и Майка Муллиган с его паровым экскаватором, про Рыцаря дубового дерева. А они всегда хотели сказок о космонавтах и лазерных ружьях. Я прочитала весь «Марсианский цикл» Берроуза и все книги Квотермейна про Альфу Центавра, а на их основе придумывала сказки, только в моих историях женщины не были так беспомощны. Ничего особо… э-э-э… захватывающего.
– Кот в сапогах, – повторил он.
– Ага. Ну, сказки – понимаешь? Эта о том, как кот вытворяет разные умные штуки, чтобы помочь хозяину, и этот хозяин становится богатым и знатным и женится на принцессе, хотя был простым сыном мельника.
– Сказки, – сказал он. – да.
Я хотела спросить, разве он не был когда-то ребенком, и неужто он не помнит сказки? Любому ребенку непременно рассказывают сказки. Или это было так давно, что он не помнит? А может, став вампиром, забываешь все человеческое? Может, и так. В этом случае откуда ему знать, что я должна рассказывать братьям истории?
– Их множество. «Белоснежка», «Золушка», «Спящая Красавица», «Двенадцать танцующих принцесс», «Король-лягушонок», «Храбрый портняжка», «Джек – Убийца Великанов», «Мальчик-с-пальчик». Мои братья больше всего любили те, где меньше поцелуев. Поэтому «Кот в сапогах» и «Джек Убийца Великанов» нравились им больше, чем «Золушка» и «Белоснежка», – это они считали телячьими нежностями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22