Рич окончательно смутился и только пожимал плечами. Дороти делала из-за его спины знаки Стефании, чтобы та не приставала.
– Простите, – выдавил из себя юноша и хотел что-то добавить, но Стефания прервала его.
– Это вы меня простите. В магазине я очень торопилась. – Она сейчас стояла так близко, что он чувствовал аромат ее свежего дыхания. – Поверьте, мне бы хотелось как-нибудь это вам возместить. Вы сможете быть сегодня вечером в «Марокко», скажем в семь часов?
– В «Марокко»…
– Вы заходили туда утром с приятелем.
– Ах, да, помню, спасибо, хорошо, я буду в семь. – Он еще что-то хотел добавить, но вместо этого обалдело оглянулся на Дороти. – Я могу идти?
Получилось так, словно он спрашивает у нее разрешения на свидание со Стефанией. Дороти кивнула, сдерживая улыбку.
– Разумеется, господин Хэррингтон, мы все уже решили.
– До свидания. – Это относилось к обеим женщинам.
– До семи, – напомнила Стефания и открыла перед Ричем дверь.
В приемной юношу встретили три восхищенных взгляда. Дороти, вышедшей следом, снова пришлось его выручать. Она объяснила, что «господин Хэррингтон теперь будет их частым гостем, потому что предстоит разработать и заложить в компьютер новую программу».
– А может, вы и мой компьютер сегодня вечером запрограммируете? – ко всеобщему веселью поинтересовалась Керри. – Я и живу здесь неподалеку.
Стефания положила руку на плечо Рича и с равнодушным видом ответила за него:
– Мне очень жаль, моя милая, но как раз сегодня господин Хэррингтон занят. Придется потерпеть.
– Бедняжка, – сказала она, когда широкая спина Рича скрылась за входной дверью. – Должно быть, он решил, что мы с ним серьезно.
– Вот в семь часов и узнаешь, – усмехнулась Дороти, сунув обе руки в карманы платья и перекатываясь с пятки на мысок, что она делала непроизвольно, когда о чем-то углубленно размышляла.
– Я же пошутила, – отмахнулась Стефания.
– А если он этого не заметил?
– Тогда мне жаль его, он славный.
* * *
Рич и в самом деле решил, будто у него сегодня свидание с самой красивой девушкой, которую ему когда-либо приходилось видеть. Вот что значит оказаться в Нью-Йорке! – думал он, неторопливо шествуя по улице и помахивая, как первоклассник, кожаным кейсом, в котором пока лежала только записная книжка да несколько распечаток, отданных в его распоряжение Дороти.
Откуда-то до него доносились приседающие ритмы реггей.
Хороводы негров с влажными зеркалами черных тел. Глухой рокот барабанов.
Плавные раскачивания женских бедер под юбками из пальмовых листьев.
Это была его музыка! Музыка затерянных в океане островов. Музыка жарких ночей, обдуваемых легким бризом. Музыка босых ног по мокрому песку…
Рич смотрел по сторонам, но видел только непрозрачную туманность, за которой вот-вот должен был проявиться Ее образ.
Она же совсем девчонка! – вдруг подумал он, вспомнив лицо Стефании, каким оно было вблизи, лицо шаловливого ребенка, теплые искорки в уголках глаз, насмешливая ямочка на нежном подбородке…
А если это любовь? – спохватился Рич и сам же рассмеялся своим наивным страхам. При чем тут любовь? Не мог же он не понять, что за контора этот «Мотылек»… Она – только одна из них. Прекрасная девочка, недевочка, взрослый ребенок, и все же ребенок, готовый доверчиво прижаться к груди того, кто сильнее, ласковая, добрая…
Она покачивалась в его объятиях под ухание кожаных барабанов, реггей, душистое реггей влажных тропиков, сама жизнь звучит в переливах томных голосов, хриплый солист нашептывает что-то в ритмично покачивающийся микрофон, падают большие капли дождя, это плачет туча, проплывающая над островом, плачет потому, что не может спуститься и войти в пьянящий хоровод танцоров, а они могут, могут идти, обнявшись, притоптывая по лужицам слез…
Глава 9
Надо сказать, что для своего агентства Дороти придумала замечательное название, выбрав в качестве символа букашку столь легкомысленную и воздушную. Только настоящие «мотыльки» могли выжить в тех условиях, которые были им предложены.
«Выжить» следует понимать, разумеется, фигурально, на духовном уровне.
Девушки, работающие здесь, должны были уметь абстрагироваться и в прямом смысле слова забывать о том, что с ними только что происходило. Иметь любовников для души никому не воспрещалось, но вот приникать всем сердцем к клиентам было нежелательно и даже опасно.
В науке психологии – или, точнее, сексологии – известно три типа поведения мужчин.
Первый – Дон-Жуан – любитель женщин, спортсмен в своем роде, для которого жизнь есть постоянная смена партнеров, то бишь партнерш. По сути, за его кажущимся любвеобилием ничего не стоит, кроме муки и огорчений, поскольку на самом деле он никого не любит.
Второй – юный Вертер – думающий о женщинах, думающий о них постоянно, с трепетом, мечтающих о нежной и страстной любви, но… неспособный воплотить свои мечты ни на йоту в реальность, отказывающийся бороться.
Оба эти типа – крайности, хотя и весьма широко узнаваемые в жизни.
Наконец, третий тип – Казанова. Как и Дон-Жуан, он любитель женщин, которых у него нисколько не меньше, чем у оппонента, однако отличительная и притягательная особенность его характера заключается в том, что он по-настоящему любит каждую из них, ту, с которой его свела судьба выданный момент и в данном месте. Так же искренне он будет любить и другую, и третью…
Девушки, прошедшие «естественный отбор» и оставшиеся в «Мотыльке», обладали именно последним «мужским» характером. Они любили и умели кокетничать, заставляя мужчин верить в то, что они интересны, красивы и – что немаловажно для сильного пола – умны, однако мгновения более или менее вынужденной близости заканчивались, и девушки уже порхали дальше, к новому цветку, к новому пестику…
Знакомство с Ричем не оставило следа в сердце Стефании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103