Женщину, которая теряется в догадках, куда ведет их эта ненадежная и непознанная дорога и как бы ей не пришлось однажды очищаться совсем от другой грязи.
2
Ханна почувствовала приступ тошноты.
Но не так, будто ее вот-вот вырвет. Нет, это что-то другое… в некотором смысле еще хуже. К тому времени, когда Бен припарковал свой «бимер» напротив здания на Греймерси-парк, Ханна испытывала к себе отвращение. Почему она все время дерзила Грейс?
К тому же, напомнила она себе, Грейс отнюдь не выглядит жалкой и совсем не страдает полнотой. Возможно, если бы Грейс не отличалась красотой, имела бы плохую кожу и у нее изо рта дурно пахло, тогда бы случившееся не казалось таким ужасным. Тогда она, по крайней мере, чувствовала бы сострадание к Грейс, а возможно, даже некоторое превосходство. Но самое неприятное заключалось в том, что Грейс чертовски хороша. И к тому же неплохо готовит. Рядом с ней Ханна чувствовала себя такой неопытной – пестро и крикливо одетой, бестактной, отталкивающе вежливой. Стоило ей только взглянуть на цвет лица Грейс, как ей тут же казалось, что у нее на носу и подбородке высыпают угри.
– Нечего идти со мной, – сказала она брату, который, проводив ее до лифта, стоял рядом, ожидая, когда лифт наконец придет. – Мне уже шестнадцать, а не шесть.
И тут же пожалела, что нагрубила ему.
Но Бен только передернул плечами, как он это делал обычно, напоминая ей утку, которая, выйдя из воды, отряхивается.
– Мне это ничего не стоит. Я побуду с тобой до прихода мамы.
Нет ничего необычного в том, что мамы нет дома, подумала Ханна, но на этот раз предпочла не высказываться.
Когда они с Беном вышли из кабинки лифта на четвертом этаже и оказались в сводчатом коридоре, Ханна обнаружила, что ступает тихо, стараясь не потревожить соседей. Еще с тех пор, когда она была совсем маленькой, это место с приглушенным светом, льющимся из фигурных светильников с матовым стеклом, с потолочными сводами и тяжелыми дверями, обшитыми панелями, чем-то напоминало ей коридор в огромном мавзолее. Место, где хочется говорить шепотом. Она вспомнила, как год или два тому назад кому-то из соседей вздумалось застлать старый кафельный пол викторианской эпохи ковровым покрытием. По этому поводу произошла настоящая схватка, и во главе противников этой идеи стояла ее мать – председатель комиссии по охране этого дома как архитектурного памятника. С тех пор мамочка всегда добивалась своего. Ханна, несмотря на отчаянные усилия идти тихонько, не сумела предотвратить безумного лая ротвейлера старенькой миссис Вандервурт из квартиры 4-С.
Она торопливо отперла внешнюю дверь в квартиру, чтобы скользнуть внутрь раньше, чем миссис Вандервурт успеет высунуть голову и наградить их одним из ее сердитых взглядов. Бен проследовал за ней.
– Похоже, что мама вернулась, – прошептал Бен.
Из гостиной доносилась приглушенная музыка, спокойная и легко забывающаяся – одна из записей на компакт-диске группы "Нью Эйдж", которая так нравилась маме. Музыка, предназначенная для того, чтобы успокаивать и подбадривать тебя, когда ты в плохом настроении, или чтобы закрепить хорошее расположение духа, когда ты в этом нуждаешься, музыка, которая тебя убаюкает или разбудит тебя. Ее тошнило от этой музыки.
Она напоминала все остальное в этой квартире: стены, обтянутые муаровым шелком и ковры от Обюссона, английские гравюры со сценами охоты и расшитые подушки ручной работы, наброшенная на спинку старомодного дивана шаль с бахромой, – все казалось нарочитым и не совсем настоящим, словно в демонстрационном зале Ральфа Лоурена. Сбрасывая с плеч пальто, Ханна почувствовала, что край подола зацепился за пучок сухой травы, торчащей из старомодной подставки для зонтов, рядом со шкафом в прихожей. Наблюдая, как хлопья пуха и сломанный стебель падают на ковер, она почувствовала внезапный приступ паники. "О, Боже, теперь мама меня убьет…" Обычно она старалась быть такой осторожной… Только, черт возьми, почему бы не держать здесь зонтики вместо этого дурацкого букета, который приходится обходить на цыпочках?
– Бен… дорогой, это ты?
Голос мамы, полный надежды и беспечности, раздался совсем близко.
Ханна вздрогнула. И зачем только мама притворяется, будто думает, что это Бен? Бен уехал от них давным-давно, а маме просто нравится делать вид, что он по-прежнему живет здесь. Если бы Ханна жила в собственной квартире, то мама даже и не заметила бы, что она уехала от нее. Ханна-золотце, Удивительная Дочка-Невидимка. Когда здесь жил папа, это не обижало ее так сильно, потому что он радовался ей так, как никому на свете.
Но теперь у папы появилась Грейс.
А у нее кто? Конрад?
Несмотря на свою болтовню за ужином, она по-прежнему не чувствовала уверенности в том, что чувства Конрада к ней искренни. О, он блестяще справлялся со всем, что касалось его увлечений, мог часами уговаривать ее лечь с ним в постель, приводя массу доводов. Но это относилось только к сексу.
– Скажи ей, что я просто подвез тебя и не смог подняться, – тихо сказал Бен, наклонившись к ее уху.
Ханна обратила внимание, что пальто он не снимает.
– Скажи сам, – посоветовала она.
"Все внимание уделяется ему, а он в нем даже не нуждается".
– Хан, мне нужна передышка…
В полутьме коридора она увидела, как сощурились глаза Бена. Он бросил тревожный взгляд на дорожку света, пробивающегося через дверь в гостиную.
Ханна подавила чувство обиды. Ну, что ж, значит, Бен тоже воспринимает это не так легко. Мама все время налегает на него, отказываясь отменить посещение абонементных концертов в "Метрополитен опера", серию музыкальных вечеров камерной музыки, вынуждая Бена сопровождать ее на каждую оперу, на концерт или балет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150