– Я думаю, это просто ее злорадство, – прервала Сисси, щеки которой горели от возмущения, втыкая вилку в торт "Блэк форест". – Все объясняется элементарно просто – Грейс делает это в силу своей посредственности. Я помню, когда мы были маленькими…
Сисси оседлала своего конька и с увлечением принялась рассказывать одну из бесконечных историй о том, Как-Плохо-Обращалась-Со-Мной-Моя-Старшая-Сестра. Корделия почувствовала вспышку раздражения и вспомнила, почему она обыкновенно не посвящала Сисси ни во что. Независимо от того, чья проблема обсуждалась, Сисси каким-то образом всегда превращала ее в собственную маленькую драму.
Сисси так и не научилась понимать, когда следует остановиться. Корделия вздохнула и заставила себя сосредоточиться на том, что говорила ее дочь.
– … и тогда, когда я поскользнулась и упала в ручей и уже по-настоящему тонула, она просто стояла и смеялась. Смеялась, как будто моя боль существовала только для того, чтобы развлекать ее!
С оскорбленным видом Сисси поджала толстые губы, но впечатление от этой гримаски портил кусок торта, который она в этот момент старательно пережевывала. Ее дорогое сердцу матери личико – когда-то такое хорошенькое – явно расплачивалось за пристрастие хозяйки к сладкому, с грустью подумала Корделия. Если бы Сисси хотя бы половину того времени, которое тратила на поиски платья, предназначенного скрыть недостатки се тела, провела бы в салоне корректировки фигуры у Люсиль Робертс, клиенткой которого Корделия недавно стала, то почувствовала бы себя гораздо счастливее и, скорее всего, перестала бы пересказывать на новый лад свои детские обиды.
В то же время Корделия почувствовала прилив нежности к Сисси – к ребенку, который прилип к ней и следовал за ней по пятам, в то время как старшая дочь либо проводила время с шумной толпой своих друзей-хиппи, либо на время хоронила себя в библиотеке. Послушная и внимательная Сисси, которая звонит каждый день, чтобы узнать, как она поживает. Ну и что с того, если она слегка располнела… Или если у ее избалованных и испорченных мальчишек манеры шимпанзе? Они их перерастут, и Сисси сможет сбросить вес, если серьезно задумается над этим.
– В том ручье и воды-то бывало не больше полуметра, так что и комар там вряд ли смог бы утонуть! – рассмеявшись, вспомнила Корделия, надеясь, что Сисси сама поймет всю комичность ситуации.
Но, увидев сморщившееся лицо дочери, она тут же пожалела, что не сдержалась.
– Почему так происходит, – спросила настойчиво Сисси, – всякий раз, когда ты сердишься на Грейс и я тебя поддерживаю, ты сразу же меняешься и принимаешься ее защищать?
– Я никого не защищаю. Я только обращаю внимание…
– Скажи мне, мама, если Грейс такая прекрасная дочь, то почему она распространяет ложь об отце?
Корделия почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Сисси несомненно права… Но услышать это от нее – выше ее сил. Она почувствовала себя в западне между двумя дочерьми, испытывая страстное желание одну привести в чувство и задушить другую.
Затем мысленно она услышала голос Гейба, который успокаивал ее, словно стакан чая «Санти» со льдом в жаркий день: "Путаница не в деле, а в твоей голове". И он прав.
– Я не знаю, почему твоя сестра это делает, – сказала Корделия Сисси. – Но я намерена положить этому конец. Можешь быть уверена.
Она наблюдала, как Сисси гонялась по тарелке за последней «пьяной» вишней, пока наконец не воткнула в нее вилку.
– О, мама, давай посмотрим правде в глаза – когда вообще Грейс слушала тебя или кого-нибудь еще? Она послушала тебя, когда ты умоляла ее не бросаться двенадцатью годами замужества? По тому, как она себя вела, можно было подумать, что Уин изменял ей с половиной женщин Нью-Йорка. И я никогда не видела, чтобы мужчина так плакал, так сокрушался из-за этого. Если бы я не поддержала его тогда, Бог знает, что он мог бы натворить!
– Мне не кажется, что Уин способен на самоубийство, – решительно заметила Корделия.
– Но, мама, я просто выразилась фигурально. – Сисси открыла сумочку и, вглядываясь в зеркальце пудреницы, нанесла на губы свежий слой помады земляничного цвета. – Я имела в виду… – о, черт! Может кто-нибудь изобрести помаду, которая не разваливалась бы на части, словно из масла?
– Если бы ты не выкручивала столбик так далеко, то этого не случилось бы, – указала Корделия. – Лучше всего выдвигать его чуть меньше половины длины.
Сисси бросила отломившийся кончик помады на тарелку и сердито посмотрела на мать, но взяла себя в руки и вздохнула.
– Мама, у тебя есть веская причина расстраиваться. И если это улучшило бы твое настроение, то мне хотелось бы дать хорошего пинка под зад дяде Дэну.
– Ты могла бы пинать его с утра до вечера, но я сомневаюсь, что это может что-либо изменить.
Тем не менее такая мысль вызвала у Корделии легкую улыбку.
– Бьюсь об заклад, если бы ты пофлиртовала с ним, то он сменил бы гнев на милость.
Сисси бросила на нее скромный взгляд сбоку, опять глядясь в карманное зеркальце и взбивая прическу.
– Сисси?!
Корделия притворилась шокированной, но не смогла сдержать изумленного смеха, рвавшегося наружу.
– О, мама, я просто шучу. – Сисси тоже захихикала, и ее лицо, когда она бросила зеркальце обратно в сумку, из напряженного и надутого превратилось в мягко очерченное и даже милое личико. – Ты знаешь, я всегда думала, что дядя Дэн от тебя без ума. А разве вы не учились вместе в школе?
– Когда динозавры бродили по земле, – фыркнула Корделия и затем быстро добавила: – Как бы то ни было, но даже если бы он был свободен, я слишком стара для таких вещей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150