– Неужели?
Сисси уставилась на нее с угасающей улыбкой. Корделия ощутила тревожное покалывание в пояснице.
Она знала, над чем смеется Сисси, и ругала себя за то, что так неосмотрительно попала в ловушку.
– Господи, что за вопрос? – задыхаясь, слегка рассмеялась она, уклоняясь от прямого ответа.
– О, я беспокоюсь совсем не о тебе, – продолжала Сисси в том же хитровато-невинном тоне. – А только о том, что тебе не помешает осторожность, а то некоторые мужчины поймут все не так. Ты же не хочешь дать кому-нибудь повод для кривотолков, вот и все. Я хочу сказать, мама, что одно дело соблюдать вежливость с человеком, который на тебя работает, и совсем другое – приглашать его на чай.
Корделия почувствовала, как ее бросило в жар, щеки ее зарделись.
– Если я не имею права разговаривать о моих розах с собственным садовником, тогда мне хотелось бы знать, куда катится мир!
– Он не просто садовник, и ты это знаешь. Он преподавал мне английский, когда я училась на втором курсе в университете. И даже тогда мы все думали, что он чокнутый, он все время говорил и говорил о сэре Гэвейне, об Айвенго и Беовульфе так, словно они существовали на самом деле, будто он их личный друг и вечером собирается сыграть с ними в кегли. После этого он все это бросает и становится садовником, – вот тебе и на!
Корделия решительно и твердо положила руки на стол – по обе стороны от салфетки под своим прибором, скроенной из вощеного ситца и отороченной оборками, – словно пассажир корабля, нашедший точку опоры и изо всех сил старающийся не выпускать ее из рук перед надвигающимся шквалом. Едва веря, что она в состоянии говорить, однако понимая, что женщина за соседним столом смотрит в их сторону, Корделия натянуто улыбнулась.
– Каролина. – Так она обращалась к Сисси, если та ее расстраивала, или в присутствии кого-нибудь, на кого Сисси пыталась произвести впечатление. – Думаю, что я сведущий человек, и не нуждаюсь в том, чтобы мне объясняли разницу между тем, что правильно и что не правильно.
Розовые щеки Сисси ярко вспыхнули, и ее хитрый взгляд мгновенно приобрел застенчивое выражение.
– Прости меня, мама, я только хотела…
– Гейб и я – друзья, – холодно подчеркнула Корделия. – Ну, ты наконец закончила? Если ты не передумала пойти по магазинам, то я не могу уделить этому целый день.
– Я отобрала несколько платьев, – судорожно заторопилась Сисси, едва ли не перебивая себя. – Я попросила отложить их в «Фоксморе». Мне не терпится показать их тебе, и я очень надеюсь, что они понравятся Бичу.
Корделия сдернула салфетку с колен и аккуратно сложила ее, прежде чем положить рядом с чашкой и блюдцем. Сейчас, подумала она, надо сказать что-нибудь о том, как жалко терять время, беспокоюсь о том, что подумает Бич, когда и так, как Божий день, ясно, что его мысли пребывают где-то еще.
Но как раз в этот момент появилась официантка и поинтересовалась, не угодно ли им еще чего-нибудь. Корделия отрицательно покачала головой и попросила принести счет.
Корделия расписывалась на бланке, и тут Сисси выпалила:
– Как ты собираешься поступить с Грейс?
Корделия отчетливо представила себе кнопку на пульте управления телевизором, которая контролирует силу звука. Она нажимает на кнопку, убавляя звук до тех пор, пока боль и гнев, гудящие у нее в груди, не снижаются до шепота.
В то же самое время тихий голос в подсознании тоже нашептывал: "Правильно, это все правильно, она говорит правду".
Но нельзя прислушиваться к этому голосу, ибо даже если это и было правдой на самом деле, то Грейс все равно не имела права распространяться об этом, тем более сейчас, когда судьба библиотеки висела едва ли не на волоске.
– Я приведу ее в чувство, – ответила Корделия более решительно, чем думала. – Нельзя допустить, чтобы она опубликовала это… это безобразие. Многие верят печатному слову. – Она подумала о Дэне Киллиане и почувствовала новый прилив гнева. – Стоит мне только один раз объяснить ей все разумно – и, я уверена, она поймет, сколько вреда это причинит.
– Ты прямо Махатма Ганди!
– Я не нуждаюсь в твоем остроумии, Каролина-Энн.
– Твой разговор с Ее Королевским Высочеством ничего не даст! – фыркнула Сисси. – Буквально вчера вечером Бич говорил: как странно, что Уин и Грейс развелись, ведь Уин мог убедить любого в том, что долларовая бумажка – это гороховая похлебка. Ха! Если только Бич когда-нибудь попробует провернуть это со мной, я успею потратить этот доллар, прежде чем у него изо рта вылетит хотя бы слово.
Сомневаюсь, что Бич Бичэм знает, как удержать долларовую бумажку, если она даже вцепится в его задницу, подумала Корделия. Какая удача Сисси и мальчиков, что в распоряжение по управлению имуществом и деньгами я включила только их, и таким образом он не сможет запустить туда свои липкие ручонки.
– Дорогая, ты когда-нибудь задумывалась о том, что Бич может не… – начала было она, но Сисси прервала ее нетерпеливым взмахом руки.
– Послушай, мама, а Уин? Мне пришла в голову идея. Ты могла бы поговорить с Уином. Привлеки его на свою сторону, так сказать. Он же все-таки отец твоего внука, не так ли? У тебя есть все права вовлечь его в эти дела. К тому же он ведь юрист.
– Ты хочешь сказать?..
– Я ничего не говорю. Это просто предложение, и все. – Голубые глаза Сисси округлились и приняли невинное выражение, словно у ребенка. – Уин от твоего имени объяснил бы ей все. Как твой поверенный в делах.
Корделия на мгновение оцепенела, словно ее окатили ледяной водой. Судебное разбирательство против собственной дочери? Ну и мысль!
– Что касается твоего платья, – сказала она, не в состоянии сразу обсуждать такую возможность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150