– Я тебя не об этом спрашивала.
И снова Грейс удивил глуховатый голос, похожий на голос взрослого человека. Он напоминал Грейс голос ее домашней учительницы, мисс Марч, которая красила губы ярко-красной помадой и от которой всегда пахло сигаретами.
Грейс это надоело:
– Я – Грейс Траскотт, – ответила она, – а ты кто?
– Нола.
– О!
Грейс взглянула на входную дверь, овальное стекло в которой, казалось, весело подмигивало ей. Ей уже невтерпеж хотелось в туалет. Она поставила ногу на нижнюю ступеньку.
– Туда нельзя, – сообщила Нола голосом домашней учительницы.
– Почему?
Нола красноречиво повела глазами:
– Потому… – И, словно Грейс была двухлетней девочкой, с которой надо говорить попроще, добавила: – Они разговаривают – мама, папа и дядя Джин.
Но там происходило нечто непохожее на простой разговор. Голос мистера Эмори вырывался в тишину тени у дома, как кулак, готовый сокрушить что угодно. Грейс было жарко, она боялась, что напустит в штаны.
К тому же она злилась! Злилась на эту грубую девчонку, у которой словно было право называть папу "дядей Джином". И тут она вспомнила: папа рассказывал, что когда Маргарет оставалась работать по вечерам, Нола приходила в офис готовить уроки. Отец Нолы – моряк торгового флота – часто и подолгу отсутствовал, и в доме никого не оставалось, чтобы за нею присматривать. Грейс представила, как папа приглашает Нолу в свой кабинет, помогает ей решать задачки по математике, а может, и позволяет прилечь на мягких подушках дивана с книжкой так, как нравилось ей самой. Он, наверное, был особенно внимателен к ней из-за того, что Нола такая странная. У папы всегда было особо теплое отношение к чудакам. "Они делают мир интереснее", – говаривал он.
Грейс забыла о Ноле, так как голоса внутри поднялись до крика.
– Мне кажется, что они посходили с ума, – проговорила встревоженная Грейс.
– Это отец. Иногда это с ним бывает.
Нола попыталась беззаботно пожать плечами, но Грейс заметила, что кожа в уголках ее рта побелела. Нола сидела, прижав коленки к груди, а ее длинные руки крепко обхватили голени. Она тоже напугана, подумала Грейс.
Но как только Грейс поднялась по лестнице на веранду и попыталась пройти мимо, Нола вскочила на ноги, ощетинившись, как кошка. Она была значительно выше Грейс, с длинными узловатыми руками и ногами с большими и широкими ступнями.
– Туда нельзя! – сказала она угрожающе.
– Мне надо в туалет, – высокомерно сообщила Грейс.
– А мама велела не входить.
Нола посмотрела на нее взглядом мисс Марч, эти странные зеленые глаза прищурились так, что почти закрылись, будто она приготовилась к прыжку.
Грейс упрямо прошла мимо. Почувствовав, что Нола схватила ее за руку, она стряхнула ее пальцы и пошла прямо к входной двери.
– Это не твой дом! – прошипела Нола.
– Мне все равно, чей этой дом, – ответила Грейс. Она дрожала, трусики уже стали влажными, но она не собиралась уступать этой задиристой девчонке и показывать свой испуг. Грейс приоткрыла дверь и скользнула внутрь.
– Папа! – крикнула она, но крик оказался не более чем шепотом.
Пробежав через маленькую и аккуратную гостиную Маргарет, она помчалась на шум голосов. Ее сердечко неистово колотилось. В конце узкого, слабо освещенного коридора она наткнулась на распахнутую дверь. С того места, где она стояла, видно было только спинку стула с мужским пиджаком, переброшенным через спинку. Она тихонько двинулась вперед, чтобы видеть все, но самой остаться незамеченной.
Жалюзи были опущены, но лучики света падали на аккуратно застеленную двуспальную кровать и на туалетный столик, который показался Грейс странным. Она поняла почему: в отличие от такого же столика в спальне матери, с ее кружевным шарфом и туалетным набором из Лиможа, со щетками и расческами, отделанными серебром, на этом столике не было безделушек, бутылочек с парфюмерией, баночек с кремами или губной помады, ничего – кроме простой деревянной головной щетки.
Маргарет, одетая в синее домашнее платье, не имевшее ничего общего с хрустяще отглаженными костюмами для офиса, стояла спиной к туалетному столику, прижав руку ко рту, с глазами, округлившимися от панического страха. С другой стороны разделявшей их кровати стоял крупный мужчина в темно-синих брюках и белой рубашке с закатанными рукавами. В полутьме его руки казались темными и блестящими.
Отец стоял в дверях, спиной к Грейс. Его отражение виднелось в зеркале позади Маргарет – огромная фигура с всклокоченными волосами, вызвавшая в памяти рассказ о Самсоне, который сестры Бонифейс читали на уроках катехизиса. Она вспомнила другую историю, которую рассказывал отец, о тех временах, когда он еще служил пожарным, задолго до того, как стал сенатором, и даже до того, как был избран в Конгресс. Историю о том, как он однажды бросился в горящее жилое здание, что уже должно было вот-вот рухнуть, и вынес оттуда трехлетнего мальчика, который прятался от огня под кроватью. Когда он спускался по приставной лестнице, перед его лицом лопнуло окно, и если бы не шлем и маска, то отца могло бы убить. У него до сих пор остался слабо различимый розоватый шрам над глазом, по которому Грейс любила проводить пальчиком. Кожа там была шелковистой, не такой грубой, как на лице. Сейчас, когда его отражение в зеркале было в тени, был заметен только этот шрам, отчетливо видный под полоской падающего на него света.
– Опусти его, Нед, пока ничего не случилось! Голос отца прокатился, словно гром с вершины горы. И тут Грейс поняла, что муж Маргарет держит в руках револьвер. Внезапно у нее перехватило дыхание, ей показалось, что грудь забита ватой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150