В 1965 году мировая музыкальная общественность от­мечала 200-летие со дня рождения замечательного сына Польши Михала Клеофаса Огинского. В эти дни в адрес министерства культуры и искусства Польской Народной Республики пришла необычная посылка - это были но­ты «Концертного полонеза», посвященного памяти Огинского. Автором полонеза оказался... советский офицер Александр Мамонтов. Польские друзья сердечно поблагодарили автора за подарок, высоко оценили худо­жественные достоинства произведения, и, конечно, их заинтересовала история создания этого полонеза. Она оказалась необычной, волнующей. «Повинен» в этом оказался опять же полонез «Прощание с родиной».
Вот как об этом рассказал сам Александр Мамонтов: «...Октябрь 1941 года. Война. Фашисты на подступах к Харькову. Я, четырнадцатилетний мальчик, эвакуируюсь в глубокий тыл. На вокзале меня провожал отец, который сообщил мне, что остается в харьковском подполье. Я хорошо понимал, что, возможно, вижу его в последний раз. Тяжело на душе. Горит родной город... Последний ласковый взгляд отца. Сердце сжимает боль. И вдруг в этот трудный момент я услышал замечательную мелодию, которая осталась в моем сердце и памяти на всю жизнь. Ее мастерски исполнял на баяне солдат своим боевым товарищам, уезжающим на фронт. Все затаив дыхание слушали баяниста, и только тревожные, отрывистые гуд­ки паровозов нарушали воцарившуюся на несколько ми­нут в этой суматохе тишину. Я не мог сдержать слез. Отец что-то говорил, но я его уже не слышал...
Позже я узнал, что это был полонез Огинского «Про­щание с родиной». Прошло много лет. Полонез Огин­ского на всю жизнь стал частицей моего сердца, реквие­мом погибшему отцу и всем патриотам, сложившим го­ловы за Родину... Вот почему через всю свою жизнь я пронес заветную мечту - написать музыку, посвящен­ную Огинскому...»
«Концертный полонез» Мамонтова был исполнен ор­кестром Войска Польского на юбилейном концерте, по­священном 200-летию Огинского. Еще одно «превращение чувств», вызванное полонезом «Прощание с родиной». Так продолжает свою жизнь среди нас замечательное со­чинение польского композитора.
ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ СИМФОНИИ
Однажды в редакции газеты «Красная звезда» мне показали письмо инженер-капитана В. Самсонова. Речь шла о Восьмой (Неоконченной) симфонии Шуберта.
«Это мое любимое произведение, - писал В. Самсо­нов, - да, наверное, и нет человека, который, услышав его, не полюбил бы. Но меня удивляет одно обстоятель­ство: симфония была написана в 1822 году, а исполнена впервые в 1865-м. Почему же ее не исполняли более 40 лет? Неужели не могли оценить по достоинству? Или, может, ее потеряли, а потом нашли? Расскажите, если можно...»
Действительно, в чем тут дело? Я тоже люблю Не­оконченную симфонию и тоже удивился этому странно­му факту. У кого спросить? Ну конечно же, у книг - ведь о Шуберте немало написано: биография композито­ра, воспоминания о нем современников, документы, от­ражающие его жизненный путь... Ищу ответ на вопрос: знал ли кто-нибудь о существовании этой симфонии? Оказывается, да. Теряли ее? Нет... Тогда в чем же дело?
Не вносят ясности и биографы Франца Шуберта, авторы книг о нем. Им тоже непонятно, почему братья Хюттенбреннеры, близкие друзья Шуберта, так покло­нявшиеся ему, так стремившиеся содействовать росту его славы, более сорока лет держали у себя пленницей великую симфонию и никому ее не показывали.
Правда, справедливости ради нужно сказать, что не­которые авторы объясняли этот факт тем, что Хюттен­бреннеры не понимали истинных достоинств симфонии. Но так ли это? Я расскажу о том, что нашел, изучая документы и сопоставляя различные факты, стараясь сам себе объяснить эту странную историю. И рассказ этот будет не столько о музыке, сколько о людях.
Жили на свете два молодых человека, которых не­одолимо тянуло к музыке. Жизненные пути их пере­секлись. Один был из небогатой семьи школьного учите­ля, маленький, тихий и незаметный, с очками на носу. Второй - уверенный в себе аристократ, стройный, с тон­кими чертами лица. Впервые встретились они в 1815 го­ду в Вене, на уроке музыки у знаменитого тогда в Авст­рии придворного композитора и капельмейстера Антонио Сальери.
Странная фигура этот Сальери. Человек, написавший сорок четыре (!) оперы, из которых, пожалуй, ни одна не пережила его. Человек, в общем благосклонно отно­сившийся к своим ученикам, но не умевший до конца их понять. Так, одинаково благоволил он и к Францу Шу­берту, и к Ансельму Хюттенбреннеру. Но к Ансельму маэстро питал почти отцовские чувства, даже называл его молодым Сальери, вспоминая о потере своего един­ственного сына, который проявлял большие способности к сочинению музыки.
При упоминании имени Сальери мы почти неизменно вспоминаем Моцарта. Неизвестно, разделял ли Ансельм версию о том, будто бы его учитель отравил Моцарта. Во всяком случае много лет спустя, вспоминая о годах ученичества, он писал, что Сальери «не то чтобы сердился на Моцарта, который затмевал его, но если он мог отыскать у Моцарта слабое место, он сообщал об этом ученикам».
Сальери старался не пропустить ни одного представ­ления моцартовского «Дон-Жуана» и тем не менее от­зывался об этой опере без энтузиазма. Но однажды у старого маэстро вырвалось: «Он должен расти - я дол­жен слабеть». Очевидно, это относилось к Моцарту. Давно умерший композитор был сильнее живущего. Саль­ери намного пережил Моцарта словно для того, чтобы самому убедиться в бессмертии его творений и своими глазами увидеть забвение своих собственных музыкаль­ных детищ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49