И вот наконец все утряслось. В прошлом квартале «Тредлайн» получила первые стабильные прибыли, и теперь кривая доходов явно поползла вверх. По мнению Дядюшки Эда, будущее сулило им только процветание.
Его открытый календарь лежал на письменном столе красного дерева. Через четверть часа предстоит беседа с торговыми представителями компании в Германии, которая наверняка затянется до ленча. В час собрание персонала, в тринадцать сорок пять уединение для размышлений, в четырнадцать пятнадцать посещение отдела перспективного планирования. Дядюшка Эд всегда исповедовал теорию «пешего руководства», понимая, насколько важно быть на виду у людей. В три часа совещание с главой юридического отдела, а в четыре – с Брэдли и его инженерами. А с шестнадцати тридцати дверь кабинета открыта для всех. Всякий может заглянуть, чтобы покалякать с боссом.
Правду говоря, посетителей у него бывает не так уж много. Руководители нижестоящего звена и без того заходят к нему по любой надобности, поэтому им не рекомендуется злоупотреблять вечерними часами. А простые работники не очень-то рвутся в кабинет главы компании. Но время от времени все-таки заходят. К тому же открытая дверь – отличный символ для рядовых работников и отличный пример для начальников любого рода.
Он принялся пересматривать план реструктуризации долгосрочного займа компании в надежде найти в нем лазейку и выудить из нее средства, необходимые исследовательско-конструкторскому отделу. Но в глазах уже рябило от цифр, поясницу ломило. Бросив взгляд на часы, он понял, что ломает голову над планом час с четвертью. Это уже чересчур.
Пора передохнуть и проветрить мозги. Дядюшка Эд встал, подошел к окну и устремил взгляд на горизонт, поверх крыш Индианаполиса. И тут запищал интерком.
– Да, Луиза?
– Мистер Хоскин, линия один.
Уолт Хоскин – вице-президент по финансовым вопросам, суетливый коротышка, так и не научившийся мыслить вне рамок обыденного, – потому-то ему никогда не подняться выше нынешней ступеньки в иерархии. Именно Хоскин и был автором плана, лежащего сейчас у Дядюшки Эда на столе – плана вполне удовлетворительного в пределах традиционных правил, принципов политики компании и накопленного опыта. Звезд с неба Хоскин не хватает. А чтобы «Тредлайн» смогла на все сто процентов воспользоваться тенденциями, сложившимися на рынке, надо выбираться из накатанной колеи, проложенной Хоскином. Дядюшка Эд снял трубку:
– Слушаю, Уолт.
– Эд, ты смотрел утренние новости? – пискнул Хоскин.
Вообще-то новости Дядюшка Эд не смотрел. Будучи холостяком, он частенько ночевал в кабинете, если засиживался допоздна, как вчера. Так что ни вчера вечером, ни сегодня утром он даже телевизора не видел, не говоря уж о новостях.
– Нет, – спокойно отозвался он. – А что? Что стряслось-то?
– Мы упали на семнадцать пунктов, – произнес Хоскин тоном грешника, возглашающего о Втором Пришествии.
Дядюшка Эд всегда гордился своей способностью хладнокровно встречать всяческие кризисы и потрясения. Но эта новость огорошила его.
– На семнадцать пунктов?! – рявкнул он. – Какого дьявола?!
Он даже представить себе не мог, какая дурная весть или каприз рынка может привести к столь сокрушительному эффекту.
– Это из-за той штуковины в Северной Дакоте.
– Какой такой штуковины?
– НЛО.
Дядюшка Эд с самого начала игнорировал репортажи с гребня Джонсона, считая их массовым психозом.
– Уолт, – процедил он, пытаясь взять себя в руки, – Уолт, о чем речь?
– По некоторым сведениям, вот-вот появится возможность делать автомобили, способные ездить чертовски долго, чуть ли не вечно!
Дядюшка Эд уставился на телефон:
– Да никто же в это не верит, Уолт!
– Может, и не верит. Но люди думают, что другие поверят, и стремятся избавиться от своих акций. Какая-то женщина сегодня утром на Эй-би-си заявила, что машина, сделанная из этого вещества, переживет своего владельца, если только тот будет вовремя менять масло и не попадет в аварию.
Хоскин пребывал на грани истерики. Дядюшка Эд опустился в кресло.
– Эд, ты здесь? – окликнул Хоскин. – Эд, как ты себя чувствуешь?

* * *

Около часа на биржах царила полнейшая неразбериха и растерянность. Затем начались массовые продажи. К полудню рынок пребывал в свободном падении. Индекс Никкей за один день понизился на девятнадцать процентов, а промышленный индекс Доу-Джонса потерял триста восемьдесят пунктов.

* * *

Они вновь и вновь прокручивали запись на видеомагнитофоне.
Стул.
Свет.
Пустая решетка.
Они переключили магнитофон на покадровое воспроизведение, следя, как разгорается сияние, как в нем вспыхивают искры, как оно, словно протоплазма, поглощает стул.
– Повтори, только медленно, – попросила Эйприл.
Стул будто растворялся в воздухе.
На протяжении пары кадров Максу казалось, что ножки и спинка просвечивают, как на фотоснимке с двойной экспозицией.
Они сидели в модуле конторы. Окружающие их телефоны продолжали звонить без умолку. Вертолеты прилетали и улетали каждые пять минут. Чтобы справиться с наплывом посетителей, Эйприл пришлось нанять ораву студентов, занимавшихся проведением экскурсий и координацией визитов важных шишек. Двое из этих студентов, одетые в темно-синюю форму с эмблемой Купола на рукаве, сейчас старались отвечать на звонки, не спуская глаз с экрана.
– Надо проделать это еще разок, только со светофильтром, – предложил Макс.
Но теперь придется воспользоваться другой пиктограммой: как и дерево, яйцо сработало лишь один раз и более ни на что не годилось.
Эйприл пропустила его реплику мимо ушей, сосредоточенно уставившись в чашку с кофе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114