- говорит Марья Алексевна, когда Верочка ставит на стол вторую чашку.
- Пожалуй.
- И если бы вы спели что-нибудь, Вера Павловна, - прибавляет заискивающим тоном Михаил Иваныч.
- Пожалуй.
Однако ж это "пожалуй" звучит похоже на тo, что "я готова, чтобы только отвязаться", - думает учитель. И ведь вот уже минут пять он сидит тут и хоть на нее не смотрел, но знает, что она ни разу не взглянула на жениха, кроме того, когда теперь вот отвечала ему. А тут посмотрела на него точно так, как смотрела на мать и отца, - холодно и вовсе не любезно. Тут что-то не так, как рассказывал Федя. Впрочем, скорее всего, действительно, девушка гордая, холодная, которая хочет войти в большой свет, чтобы господствовать и блистать, ей неприятно, что не нашелся для этого жених получше; но презирая жениха, она принимает его руку, потому что нет другой руки, которая ввела бы ее туда, куда хочется войти. А впрочем, это несколько интересно.
- Федя, а ты допивай поскорее, - заметила мать.
- Не торопите его, Марья Алексевна, я хочу послушать, если Вера Павловна позволит.
Верочка взяла первые ноты, какие попались, даже не посмотрев, что это такое, раскрыла тетрадь опять, где попалось, и стала играть машинально, все равно, что бы ни сыграть, лишь бы поскорее отделаться. Но пьеса попалась со смыслом, что-то из какой-то порядочной оперы, и скоро игра девушки одушевилась. Кончив, она хотела встать.
- Но вы обещались спеть, Вера Павловна: если бы я смел, я попросил бы вас пропеть из Риголетто 25 (в ту зиму "La donna e mobile" Женщина изменчива (итал.), - Ред. была модною ариею).
- Извольте, - Верочка пропела "La donna e mobile", встала и ушла в свою комнату.
"Нет, она не холодная девушка без души. Это интересно".
- Не правда ли, хорошо? - сказал Михаил Иваныч учителю уже простым голосом и без снимания мерки; ведь не нужно быть в дурных отношениях с такими людьми, которые допрашивают ординарцев, - почему ж не заговорить без претензий с учителем, чтобы он не сердился?
- Да, хорошо.
- А вы знаток в музыке?
- Так себе.
- И сами музыкант?
- Несколько.
У Марьи Алексевны, слушавшей разговор, блеснула счастливая мысль.
- А на чем вы играете, Дмитрий Сергеич? - спросила она.
- На фортепьяно.
- Можно ли попросить вас доставить нам удовольствие?
- Очень рад.
Он сыграл какую-то пьесу. Играл он не бог знает как, но так себе, пожалуй, и недурно.
Когда он оканчивал урок, Марья Алексевна подошла к нему и сказала, что завтра у них маленький вечер - день рожденья дочери, и что она просит его пожаловать.
Понятно, в кавалерах недостаток, по обычаю всех таких вечеров; но ничего, он посмотрит поближе на эту девушку, - в ней или с ней есть что-то интересное. - "Очень благодарен, буду". - Но учитель ошибся: Марья Алексевна имела цель гораздо более важную для нее, чем для танцующих девиц.
Читатель, ты, конечно, знаешь вперед, что на этом вечере будет объяснение, что Верочка и Лопухов полюбят друг друга? - разумеется, так.
IV
Марья Алексевна хотела сделать большой вечер в день рождения Верочки, а Верочка упрашивала, чтобы не звали никаких гостей; одной хотелось устроить выставку жениха, другой выставка была тяжела. Поладили на том, чтоб сделать самый маленький вечер, пригласить лишь несколько человек близких знакомых. Позвали сослуживцев (конечно, постарше чинами и повыше должностями) Павла Константиныча, двух приятельниц Марьи Алексевны, трех девушек, которые были короче других с Верочкой.
Осматривая собравшихся гостей, Лопухов увидел, что в кавалерах нет недостатка: при каждой из девиц находился молодой человек, кандидат в женихи или и вовсе жених. Стало быть, Лопухова пригласили не в качестве кавалера; зачем же? Подумавши, он вспомнил, что приглашению предшествовало испытание его игры на фортепьяно. Стало быть, он позван для сокращения расходов, чтобы не брать тапера. "Хорошо, - подумал он: - извините, Марья Алексевна", и подошел к Павлу Константинычу.
- А что, Павел Константиныч, пора бы устроить вист: видите, старички-то скучают?
- А вы по какой играете?
- По всякой.
Тотчас же составилась партия, и Лопухов уселся играть. Академия на Выборгской стороне - классическое учреждение по части карт. Там не редкость, что в каком-нибудь нумере (т, е. в комнате казенных студентов) играют полтора суток сряду. Надобно признаться, что суммы, находящиеся в обороте на карточных столах, там гораздо меньше, чем в английском клубе, но уровень искусства игроков выше. Сильно игрывал в свое - то есть в безденежное время и Лопухов.
- Mesdames, как же быть? - играть поочередно, это так; но ведь нас остается только семь; будет недоставать кавалера или дамы для кадрили.
Первый роббер 26 оканчивался, когда одна из девиц, самая бойкая, подлетела к Лопухову.
- Мсье Лопухов, вы должны танцовать.
- С одним условием, - сказал он, вставая и кланяясь.
- Каким?
- Я прошу у вас первую кадриль.
- Ах, боже мой, я на первую ангажирована; вторую - извольте.
Лопухов снова сделал глубокий поклон. Двое из кавалеров поочередно играли. На третью кадриль Лопухов просил Верочку, - первую она танцовала с Михайлом Иванычем, вторую он с бойкой девицею.
Лопухов наблюдал Верочку и окончательно убедился в ошибочности своего прежнего понятия о ней, как о бездушной девушке, холодно выходящей по расчету за человека, которого презирает: он видел перед собою обыкновенную молоденькую девушку, которая от души танцует, хохочет; да, к стыду Верочки, надобно сказать, что она была обыкновенная девушка, любившая танцовать. Она настаивала, чтобы вечера вовсе не было, но вечер устроился, маленький, без выставки, стало быть, неотяготительный для нее, и она, - чего никак не ожидала, - забыла свое горе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26