Статья называется "Мораль и свобода". Но ее с не меньшим основанием можно было бы назвать и так: "Любовь к свободе", или "Свобода в любви", или "Любовь на свободе" и так далее. Надо ли здесь разъяснять всю вредность этих отвратительных, мерзких и вонючих меньшевистских понятий?! Что может быть недостойнее призыва к любви и к свободе?! Призыва к защите общечеловеческих ценностей?! Диктатура пролетариата должна не только исключить из обихода человеческого сознания эти лжеценности, но и каленым железом выжечь из нашей среды ту сволочь, которая пытается протащить в наше революционное созидание не наши взгляды, не нашу идеологию! Да, да, я не побоюсь здесь, в узком нашем кругу, выступить против авторитетных наших товарищей. В партии нет дворян и генералов! Я снова возвращаюсь к названной статье наркома просвещения. То молодое ядро, которое хранит в себе товарищ Луначарский, под случайными наслоениями и скорлупой зрелых лет прорывается в этой статье в выражениях, которым могут только сочувствовать митрополит Антоний или митрополит Александр Введенский…
Поповщина, которую так беспощадно и так справедливо бичевал Ленин лет пятнадцать тому назад, опять бурной волной про; рывается в творениях товарища Луначарского. Товарищ Луначарский пытается соединить религию с марксизмом. Пора нам всем крепко-накрепко зарубить на носу: всякого, кто недостаточно ясно представляет себе абсолютную несовместимость марксистского и религиозного миросозерцания, необходимо беззамедлительно отправлять на элементарные курсы политграмоты, невзирая на его советскую степень и коммунистический ранг.
— Очевидно, сказываются здесь сохранившиеся дружеские привязанности к Бердяеву, — бросил реплику Бухарин.
— Вот именно, типичная бердяевщина, прикрытая пышной фразой марксизма, — это Зиновьев добавил.
— Ничего себе нива просвещения! — сказал Каганович. — Уж не собирается ли Анатолий Васильевич вводить в школах закон божий?
— Позвольте мне, — продолжал Степанов, — остановиться еще на некоторых мыслях Луначарского. Он, видите ли, утверждает, что христианство тоже создание пролетариев. Поэтому он и ратует за истинное учение Христово во всей его первоначальной чистоте, которое, по его мнению, сродни марксизму.
Неотъемлемой оригинальностью товарища Луначарского останется то, что его не стошнило, когда он на седьмом году после действительно совершившегося крушения мира применяет к оправдавшемуся научному предвидению современного пролетариата названия "миф о крушении мира" и "апокалипсис".
— Нет, меня интересует другое, — возмущенно проговорил Калинин. — Что сделает товарищ Луначарский с нашей школой, с нашим образованием? Если то, что здесь было сказано, правда, то может ли такой человек руководить советским просвещением?
В зале наступила тишина. Сталин обвел всех глазами и остановил свой взгляд на Крупской.
— А что скажет по этому вопросу Надежда Константиновна? — сказал он. Крупская медлила с ответом, и Сталин добавил: — Что же, если затрудняетесь с ответом…
— Нет, почему же, — сказала Крупская. — У меня на этот счет совершенно определенное мнение. Анатолий Васильевич, это постоянно отмечал Владимир Ильич, — человек выдающихся способностей и огромной эрудиции. Что касается его философских умонастроений, то здесь, это тоже отмечал Владимир Ильич, его несколько заносит в сторону. Но, — улыбнулась она, — не настолько, чтобы говорить о вреде и опасности его суждений для школы. В Наркомате просвещения он всегда марксист и активно ведет антирелигиозную пропаганду.
В зале рассмеялись.
— Прямо-таки оборотень: в стране разводит поповщину, а на ниве просвещения борется с религией, — это Ворошилов заметил. В зале зашумели. Луначарский будто оправдывался:
— Полное непонимание элементарной культуры. Если я говорю, что Земля будет оккупирована небесной Красной Армией, это не значит, что я взываю к богу или превращаю реальную Красную Армию в божественную силу. Мы с вами можем до того дойти, что уничтожим и язык, и литературу, и христианство как религию. Для меня мадонна Рафаэля — это и акт культуры, и выражение общечеловеческих ценностей. А для вас она кто? — обратился он к Ворошилову.
— Выразительница поповщины? Мракобесия? — это Радек подсказал Климентию Ефремовичу.
— Я не знаю, о ком вы говорите, — сказал Ворошилов. — Но мне совершенно ясно: вы отходите от классовых и революционных позиций. У вас, может быть, в прошлом были выдающиеся заслуги перед революцией, но сегодня с такими мыслями оздоравливать общество нельзя. И я поддерживаю мнение товарища Степанова о том, что на посту наркома просвещения должен быть человек с революционно-атеистическими взглядами.
— Вы подчеркиваете, что христианство является пролетарской идеологией? — это Андреев спросил.
— Правомерно ли римлян называть пролетариатом? Называть римлян античным пролетариатом — это, по-моему, свидетельствует о непонимании самой природы классовости. Римляне жили как эксплуататоры, об этом дети узнавали еще в церковноприходской школе, — это Калинин заметил.
— В моей брошюре подчеркнуто, что античный пролетариат был паразитирующим пролетариатом деклассированных элементов, — возмутился Луначарский. — Это и Степанов, полагаю, может подтвердить.
— Вы говорите об этом, но во вторую очередь. У вас христианство освящено старым пролетариатом, то бишь римским, а марксизм окропляется святой водой поповщины. Ваши аналоги старого, то есть античного, пролетариата с сегодняшним пролетариатом надклассовы, оскорбительны для рабочих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202