А потом было утро. И была усталость ночи. И Манечка снова сидела, обхватив коленки обеими руками. И я не смотрел в ее сторону. А то, что было ночью, ушло вместе с нежностью ночной. Может быть, к звездам ушло, а может быть, и дальше. И я не мог пересилить себя, чтобы возвратить то, что было ночью. И не то чтобы не мог, а не хотел. А если бы захотел, оно бы обязательно пришло. И Манечка знала об этом. Она все знала, потому что грустна была. А я думал:
– Почему ночью кажется, что ничего нет прекрасней, а днем все исчезает?
– Я знаю, – будто отвечает Манечка.
– Но это же отвратительно.
– Нет.
– Почему?
– Потому что все так устроены.
– И у тебя так?
– Нет, у женщин все по-другому.
– Как?
– Днем чувствуешь сильнее.
– А ночью?
– Ночью тоже сильнее, но по-другому.
– Но я стыжусь своих чувств днем. И сейчас стыжусь.
– Я знаю.
– Но мне хочется бежать от тебя.
– Я буду ждать.
– А если я не приду?
– Значит, так надо.
– Но это же неправильно!
– Правильно.
– Ты что, умнее всех?
– Нет. Так было всегда.
– Значит, женщине всегда хуже, чем мужчине?
– Не всегда.
– Как так?
– Очень просто. У нее для этого свои защитные свойства.
– Какие?
– Этого не должен знать ни один мужчина.
– А ты знаешь?
– Это знают все женщины.
– Если все женщины, то и все мужчины.
– Совсем не обязательно. Есть тайны вечные. Ты же не знаешь, почему ты стыдишься днем той искренности, какая была ночью.
– Знаю, но не совсем.
– И я знаю, но не совсем.
– Значит, терзаться не нужно?
– Нужно.
– Если бы ты заговорила, Манечка! Почему я должен придумывать все это?
Машина остановилась. Подбежали Каменюка, Злыдень, Сашко с ребятами прибежал. Манечку Злыдень так легко подхватил на руки, и ничего она не сказала, только глубокий смех волной тяжелой мягко прокатился по мягкому инвентарю и лег, растекаясь, у моих затекших ног.

7

– Слухайте сюды, – сказал запыхавшийся Каменюка. – На чердаке хтось ховаеться. Дитвора якась…
Мы с педагогами прервали наши вечерние педагогические занятия и отправились по следу. Через несколько минут на нашем первом педагогическом совете стояло трое ребят. Слава Деревянко, высокий, ладно сбитый, с огромными красными кулачищами, с приглушенным, недоверчиво-дерзким взглядом, весь в напряжении, точно от сиюминутных решений зависит вся его судьба. Рядом со Славой – до бесконечности симпатичный и смешной мальчуган лет одиннадцати, не огненно, а солнечно-рыжий, с добрыми синими глазами, это Коля По-чечкин, а рядом с ним, то и дело переминаясь с ноги на ногу, стоял Толя Семечкин, тоненький, худенький, совсем акварельный мальчик лет тринадцати. Отвечал за всех Слава Деревянко:
– Мы решили сами посмотреть на школу. Понравится, будем здесь учиться, не понравится-возьмем документы обратно.
– Ну и как? – спросил Волков.
– Здесь лес и речка – чего еще надо?
– Тут будет нелегко, – заметил Смола. – Дисциплина, занятия спортом, труд в мастерских…
– А станки какие у вас есть? – спросил Толя Семечкин. – Я на токарном уже работал.
– А автоделу будут обучать?
– А я собак люблю, – сказал вдруг Коля Почечкин, и почему-то все неожиданно рассмеялись.
Слава строго посмотрел на всех, а Коле Почечкину сказал:
– Коль, я на чердаке ножик перочинный забыл, сходи-ка…
– Ты хочешь им рассказать про моего папку? – спросил Коля и едва не заплакал.
– Здорово ты мне нужен со своим папкой, – нетерпеливо ответил Слава, выталкивая Колю Почечкина на улицу. Когда Коля вышел, Слава быстро заговорил: – Он нормальный, это его учителя не любили и отдали в придурковую школу, а он нормальный и соображает очень здорово, а отец его под поезд бросился, вот он такой и стал непонятный и смешной…
Слава еще бы что-то, наверное, сказал, но произошло совсем неожиданное. Светлана Ивановна Икарова вдруг навзрыд заплакала, закрыла лицо руками, а слезы сквозь пальцы, а сама беззвучно задергалась всем телом. Мы к ней, кто с водой, кто так просто успокаивать, а она, плача и не отрывая рук от лица, направилась к выходу, а за ней Марья Даниловна… В комнате – гробовая тишина. Посредине стоял совсем растерянный Слава. Глаза его округлились. Он покраснел и, заикаясь, совсем по-взрослому спросил:
– Я что-нибудь не так сказал?
– Все так, Слава, все так, – сквозь зубы проговорил Волков. – Садитесь, ребятки, к нашему столу, перекусим чем бог послал.
Он обнял обоих ребят и посадил рядом с собой, а тут и Коля подоспел, заявил обиженно:
– Наврал, никакого ножика нету там… – Коля обвел всех глазами, не понимая, что же тут произошло. А Волков между тем пояснил:
– Как видишь, Слава, трудно живется не только вам, но и нам, взрослым…
– До нашей встречи, – сказал я, обращаясь к Славе, – мы тут обсуждали то, как нам лучше привлечь детей к открытию школы.
– А что надо делать? – спросил Слава.
– Дел здесь невпроворот, – ответил Смола. – Надо строить стадион, фехтовальный зал, мастерские, нужно оборудовать классы и корпуса…
– Вот я доказывал, что все это можно сделать вместе с детьми…
– Как у Макаренко? – спросил Толя Семечкин.
– Ты читал «Педагогическую поэму»?
– Я кино видел. Здорово они там.
– Вот и мы хотим так, – сказал я.
– Так в чем же дело? Давайте соберем ребят. Я знаю многих, да и знать тут не обязательно. Все согласятся поработать на самих себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142