***

И вместе с тем их что-то притягивало ко мне. Однажды вечером я подошел к своему новому жилью. Окна были распахнуты, и я услышал такой разговор.
– Значит, вы советуете сдать моего Сашка в эту школу? – спрашивал Злыдень у моей мамы.
– И не раздумывайте даже,- уверенно отвечала моя мама.- Я так рассуждаю: пока это первые такие школы, поэтому сюда все бросят, чтобы получилось как надо. А потом, смотрите, ваш Саша, кроме образования, получит еще несколько специальностей: слесарь, токарь, столяр, шофер, научится печатать на машинке, рисовать, танцевать, играть на каком-нибудь инструменте…
– А цього я б не робыв, – сказал Каменюка. – Вси развраты идуть от танцив. И малюваты зовсим не трэба…
– Вы неправильно рассуждаете,- обиделась мама.- Видите вот эту стопку книг – здесь написано, что тот, кто умеет рисовать, тот и хорошо работает…
– Ох, щось не вирыться мэни…
– Правильно, – поддержал его Злыдень.- Чтобы украсты мишок кукурузы чи дерти, не трэба художничать а чи танцюваты… Гы-гы. А шо це у вас тут намалевано на картыни?
– Это мой сын фантазировал. В древних сказках был такой герой Сизиф, его боги наказали всю жизнь катить камень…
– Родыч твий,- снова рассмеялся Злыдень, обращаясь к Каменюке. – Бачиш, яку каменюку тягнэ, и трактора не надо.
– Ох, досмиешься ты, Гришка, чуе мое сердэнько, щось будэ тут… Я свого онука не сдам, пока не побачу, як тут будэ…
– А чого вин, цэй Сизиф, в брони вэсь?
– А это сын его изобразил в доспехах Дон-Кихота.
– А хто вин такый? Мама рассмеялась:
– Это, знаете, такой смешной и благородный сумасшедший рыцарь.
У Каменюки глаза расширились:
– Що я тоби, Гришка, казав? Сумасшедшие. Ни-ни, не сдам я своего онука…
Я закашлял, и все оглянулись в мою сторону, а мама сказала:
– Вот и мой хозяин пришел, он вам все и объяснит…
– Дать образование и специальность,- сказал я,- это важно, но далеко не все. Главное человека воспитать, трудолюбивого, культурного, честного, чтобы он был и мастером в своем деле, и семьянином хорошим, и чтобы ему жизнь была в радость. А это не просто. Мы рассчитываем и на вашу помощь, рассчитываем на народную мудрость, как бы вам это лучше сказать: все, что есть в вашей сельской жизни хорошего, надо внести в эту школу…
– Як цэ так? – спросил Злыдень.
– Надо, чтобы дети полюбили эту землю, эти поля, эти фермы, чтобы они научились любить старших, помогали бы им…
– Вот это правильно, а то танцюващ! – сказал Каменюка. – Хай работають, батькам хай помогають…
– А после работы? – спросила мама.
– А после работы хай дома работають, – настаивал Ка-менюка.
– Я согласен с вами, Петро Трифонович,- сказал я. – Труд должен быть и бытовым, и общественно полезным, и художественным…
– Та поменьше отих художеств, тоди б и я свого онука отдал бы в интернат, – тихо проговорил Каменюка.
Я еще долго рассказывал о том, как будут в новой школе чередоваться уроки с музыкой и ритмикой, как каждый будет учиться командовать и подчиняться. Чутье мне подсказало не говорить им о детском сочинительстве, театре и игре, о широком развитии детской самодеятельности и способах преодоления ненавистной мне авторитарности. Не рассказал я им и о своей заветной мечте. Я считал: в каждом человеке, независимо от его образования, можно развить его педагогический талант. Именно развить, потому что он есть в каждом. В те дни предстоящей реформы школы 1958 года я многократно убеждался, работая в прежних школах, как мгновенно может вспыхнуть в каждом человеке педагогический дар и как потом пригасить его совсем невозможно, потому что потребность повторить радость от его реализации приобретает над человеком деспотическую власть. И здесь меня преследовало одно почти неразрешимое противоречие. Мне казалось, что я должен был непременно скрывать свою позицию пробуждения в других педагогической талантливости. Я прикидывался несмышленышем или этаким доверчивым ягненком, чтобы не отпугнуть от себя будущего педагогического гения.
Первой моей жертвой, которой предстояло блеснуть в Новом Свете своей гениальностью, был Александр Иванович Майбутнев, или Сашко, как его тут все называли, – местный учетчик тракторной бригады, женат, двое детей, образование среднее, участник войны, удивительно добрые голубые глаза, юморист и насмешник.
– В вас сидит гениальный педагог, – сказал я ему, и вот при каких обстоятельствах.
Был жаркий, невыносимо жаркий день. Я сидел на пенечке и дорисовывал свою педагогическую систему, то есть выражал всю технологию графически. Помню, в тот день пришла наниматься на работу и старая добрая Петровна.
– Чи работу тут какую дають?
– Конечно, работу.
– А я ночной няней пошла бы.
– Можно и ночной, только вот теперь надо бурьян вырвать.
– Да як же его вырвешь? Це пахать надо. Його и трактором не выдернешь. Ни, цэ не пидходэ…
Потом пришли две местные девочки – Манечка и Даша. В легоньких ситцевых платьицах, губы красные от сока вишневого и руки в вишнях переспелых – и мне горсть на пенек, рядом с проектами. Маня с Дашей только школу закончили, никуда не поступили, тугие косички с белыми бантиками, семечки припрятаны в маленьких карманчиках на округлости живота. От звонкого смеха девочек свежестью повеяло, и бурьян вроде бы прохладнее стал. И у меня на душе потеплело: согласились девчушки пока в технические работники пойти. Заявления написали: у Мани в правый угол строчки унеслись, у Даши –
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142