– Всем дать парла! Всем дать чертей! Этот крутой поворот пал на головы с такой неожиданностью, как пал бы снег в летний день. Оснований для крутых поворотов ну никаких не было. За два года в школе будущего, за исключением отдельных срывов, было столько сделано, что на стенку не вмещались грамоты, медали и призы по всем показателям. Пришлось еще две стенки срочно готовить, потому как награды и за личные первенства (искусство, учеба, спорт, конструкторство, ДОСААФ и т. д.) тоже решили вывешивать на коллективное обозрение.
Шаров глубоко обосновал новый поворот как новую линию, одобренную сверху. Этот «поворот» волной выполз из-под ног Шарова. И покатилась эта волна, набирая скорость, по всей территории, перевалилась через ограды, взобралась по ступенькам в корпуса, в щелях рассосалась, хлестнула через подоконники – забурлило и запенилось в этой стремительной круговерти все живое и неживое. На поверхности плескались, скоросшиватели, дыроколы бились о кирпичные стенки, шапки плавали в заводях у бурьянов, ящики из-под макарон вскидывались как сумасшедшие. Дети вынуждены были ходить, держась за руки, педагоги сцепились руками, Петровна со Злыднем вплавь кинулись спасать только что привезенную птицу, Майка с Васькой копытами лупили в дощатый сырой настил, только Шаров был спокоен.
– Може, хватит? – робко спросил Каменюка. Но Шаров еще подбавил волны, еще подбросил несколько водопадов, еще завертел мутными воронками, отчего все ускорилось, захлебом бездумным пошло, и от былой размеренности не осталось и следа. Как и всякие шальные повороты, этот создал видимость решительных перемен, мнимость конструктивности создал, породил особую разновидность вдохновенной оголтелости. Взыгрались приглушенные было экстремистские силы, общества в Новом Свете, подняли головы, продырявленные дыроколами, такие негативности, как злоба, зависть, бездумность. Все ужесточалось с неслыханной скоростью под воздействием магических шаровских заклинаний:
– Всем дать парла! Со всех штаны поснимать!
Выдавание парла, или парлализация (термин рожден голой эмпирикой и не взят на вооружение наукой), проходило в самых разнообразных формах: коллективных, групповых, индивидуальных. Первыми на ковре оказались самые приметные ребята: Слава Деревянко, Саша Злыдень, Коля Почечкин и Остап Дышло, внук Петровны. Раскрылась история с похищением сгущенного молока. Раскрылась с жуткими последствиями, которые едва не привели товарища Каменюку к трагическому исходу.
Однажды вечером Каменюка спустился в подвал. В это время Коля Почечкин выполнял очередной заказ своего наставника и орудовал в складе. Находясь в подвале (надо сказать, что он пробрался в подвал только с одной целью – выбрать некоторые излишки и унести домой), он вдруг услышал шорох и легкое сопение.
– Кто тут? – на всякий случай крикнул Каменюка,
– Никого, – по своей чистосердечности ответил Почечкин. Ответил совсем шепотом. Ответил как бы чуть-чуть кривляясь, отчего его голос совсем изменился.
Каменюка поглядел по сторонам, прислушался и что есть силы стукнул гирькой по столу:
– А ну выходи, кто там!
– Ни за что! – снова раздался шепот, и у Каменюки медленно стали подыматься волосы на голове.
Каменюка, как потом рассказывал, подумал, что это все ему с похмелья мерещится, и он решил перебороть страх и подойти к стеллажам. Но стоило ему сделать несколько шагов в сторону стеллажей, как оттуда полетели банки с такой силой, что Каменюка со словами: «Караул! Спасайте!» – двинулся к входным дверям, а добежав до последней ступеньки, рухнул в беспамятстве. К нему подбежал Злыдень:
– Что с тобой, Петро?
Каменюка очнулся и задрожал от страха:
– Там хтось е!
– Не может быть, – сказал Злыдень, – зараз я гляну.
Злыдень начал спускаться в подвал, а тем временем Коля Почечкин тихонько вынырнул из подземелья, и оба товарища незамеченными отправились в спальный корпус. О всех происшествиях Злыдень и Каменюка доложили Шарову. Помещение склада было тщательно обследовано. Дырку обнаружили, но предположение, будто в отверстие величиной с ладонь может пролезть даже самый маленький интернатовец, – это, по мнению знатоков, исключалось совершенно. Но как же объяснить загадку с голосами?
– Пить надо поменьше, – посоветовал на этот счет Злыдень.
– Я, Гришка, мало закусываю, вот от чего усе, – заключил Каменюка и щедро рассмеялся.
История оказалась действительно до конца неразгаданной, но кое-кто из ребят видел несколько раз, как Деревянно вместе со своим подопечным ели сгущенку. Директор вызвал обоих мальчиков, говорил с ними ласково и зло, но они невинно хлопали глазками и стояли на своем: интернатской сгущенки не видели. А те банки, которые у них в тумбочке нашли, им из дому прислали.
Шаров не верил. Надо сказать, он любил Славку и Кольку: и кто знает, может быть, а точнее, наверняка стал бы их, презирать, если бы они взяли да в ноги кинулись ему, да признались, да покаялись. Вместе с тем Шаров все же подловил Деревянко и Почечкина на других делах, и потому, оба мальчика вместе с Сашей Злыднем и Остапом, внуком Петровны (они вчетвером нарушили режим), попали под парлализацию.
– Вы оторвались от коллектива! – кричал Шаров на линейке. – Коррупцией пропитались! – Это мое словечко подхватил директор. – От вас сгущенкой за километр несет. Какой пример может подать наставник своему воспитаннику, если он опаздывает на дежурство? Нас не этому учат! Не по пути нам с тобой, Деревянко, не по пути, товарищи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142