Гернеры жили в Иерусалиме уже лет двадцать, все их знали, они знали всех, и несмотря на полную дисфункцию этой семейной ячейки, другой семьи Мурка себе представить не могла и очень ею гордилась. Тем не менее, у нее хватало здравого смысла не спешить вводить в дом неподготовленных потенциальных женихов.
На плите выкипал чайник. Больше на кухне ничего не готовилось.
— Привет, — сказал Даня, развалившись на диване с закинутыми на кофейный столик ногами, на минуту оторвавшись от книги.
— Привет. Что читаешь?
Даниэль приподнял обложку.
— «Есть ли жизнь во Вселенной»? Отлично. Этот наболевший вопрос давно мешал тебе сосредоточиться на поисках работы. Как дела?
— У меня никаких дел нет. Я — свободный человек. Не то что некоторые Акакии Акакиевичи, чьи плоды мучительного творчества не имею удовольствия читать только по причине отсутствия наркотической зависимости от продажной печати.
— Ну-ну, Далай-Лама. Некоторые люди, еще не стряхнувшие с себя тягостные путы общественных предрассудков, не желают просить милостыни. Я делаю то, что умею и люблю.
— Не может быть! — прищурился на Мурку вредный брат. — Это было бы если не уголовно наказуемом, то во всяком случае морально осуждаемым!
— Ма-ма! — громко заорала Мура, — Данька меня обижает!
В ответ на ее вопли сверху спустилась Анна и обняла дочь.
— Не ссорьтесь, дети мои. Кто хочет есть?
— А что, у нас есть, что поесть? — изумленно воскликнули оба чада.
— Полным-полно. Раскрывайте холодильник и берите, что хотите — сыр, колбаса, йогурты, в морозильнике чудесные готовые салатики! Даня, открой консервные банки.
Начался пир горой.
— Мать, Данька говорит, что средства массовой информации не нужны! — Мурке требовался союзник.
— Ну, тебе лично очень нужны! — категорически согласилась Анна. — Без них тебе пришлось бы взяться за ум, и приступить к писанию доктората, вместо вдохновенных пассажей о «программах Еврейского Агентства, достойных всяческого содействия и поощрения».
Данька радостно загоготал. Сестра попыталась больно пнуть его ногой под столом.
— Но телевидение создал Господь Бог! — убежденно добавила Анна.
— Неправда, не Господь Бог, а Зворыкин Владимир Козьмич, — поправил ее сын, которому истина была дороже не только что друга, но и родной матери.
Но смутить Анну было не так-то легко:
— А подбросил ему эту идею Господь Бог, столкнувшийся с обвинениями, что во время Катастрофы он бездейственно взирал на происходящее, и осознавший, что человека нельзя бесконтрольно предоставить полностью самому себе. — У Анны было много оригинальных мнений по поводу каждого явления, с которым сталкивалось человечество. — Теперь, благодаря телевидению, безобразия тоталитарных режимов могут происходить только в тех странах, где нет ни демократии, ни телевидения. Вроде всяких африканских.
— Мать, — вскричал Даниэль, — безобразия происходят тем больше, чем больше на них взирает телевидение. Весь террор существует благодаря ему.
— Ну, я-то к телевидению уже полгода не подходила, — тут же устало согласилась Анна. — Мне на мерзкие рожи наших законодателей взирать противно.
— Кстати, Данька, а сам-то ты собираешься работать? — мстительная Мура решила перейти в наступление.
— Я ищу работу, но мне трудно. Я — оверквалифайд.
— Что ты говоришь? Как это стряслось с человеком, у которого нет никакой профессии? — Мурка притащила к столу кучу баночек из холодильника и, вскрывая их одну за другой, стала вылавливать содержимое раздобытой вилкой.
— Между прочим, мое образование побольше твоего!
— Но поскольку толку с него гораздо меньше, то у моего гораздо больше коэффициент полезного действия! — торжествовала сестра.
— Ты как-то неверно себе меня представляешь! Все ищут мальчишку, который бы таскал за ними аппаратуру, а как узнают, что я фотограф с международными публикациями и премиями на европейских выставках, то сразу пугаются!
— Тоже мне — Анни Лейбовиц нашелся! Твои фотографии заставили Эхуда Барака серьезно задуматься о пластических операциях.
— Неча на зеркало пенять… — лениво пробормотал Данька. Возражать было нечего: премьер действительно остался собой на его снимках недоволен, но, с другой стороны, он и впрямь был неказист. И последовавшие операции этого не исправили.
— Но может, ты мог бы с чего-нибудь начать? А то так можно и с голода сдохнуть с несъедобными премиями да публикациями.
— Мурка, не боись! — уверенно отвечал Данька, вытряхивая из банки остатки турецкого салатика, — Мы не живем в джунглях, мы живем в зоопарке. Ничего ни с кем плохого не случится!
— То-то ты так капризно ищешь!
— Между прочим, не то, чтобы я должен перед тобой отчитываться, но я звонил в двести мест!
— Вот мне и кажется, что это проблема не отсутствия рабочих мест, а твоего характера!
Тут Анна положила конец братской перепалке:
— В следующую пятницу все едем на демонстрацию!
— Что на этот раз?
— Положим конец пораженческим переговорам, — твердо заявила мать.
— А что? Может, меня газета пошлет. Там, небось, будет полно русских, а это мой контингент. И почему это все русские такие правые?
— Ну, это очевидно, — отмахнулась Анна, и тут же начала импровизировать: — После мужественных боев пионеры-сионисты по ходу строительства национального хозяйства оприходовали все, что осталось от арабов — кибуцы получили сельскохозяйственные земли, подрядчики — строительные… Все богатство пошло на пользу и национальным организациям, и всем представителям молодой нации. А те, кто приехали в страну позже — североафриканская, русская алия, — пришли к шапочному разбору и ни хрена не получили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113