— Это у тебя комплекс всех выпускников российских школ советского периода. Я уверена, что там как-то специально учили так, чтобы простые советские люди не могли больше ни с кем в мире общаться. Пойди на курсы.
В это время кампания за соседним столиком начала прикалываться к девушкам. Мурка, как всегда нахохлилась, а Сашка начала смеяться, флиртовать, знакомиться. Потом, когда очередной раунд общения с ними затих, она снова обернулась к Мурке.
— Кстати, а кто этот твой приятель Максим?
— Очень милый амбициозный молодой человек. Мечтает с тобой познакомиться поближе. В Израиле давным-давно. По-моему, собирается жениться, женатых охотнее посылают в дипломатические представительства. Но… не миллионер, — предупредила Александру Мура.
— Это не так важно, что пока не миллионер. Во-первых, у него есть перспективы, а во-вторых, важнее, чтобы был широк душой. И вообще, обожаю умных мужчин!
— Ну вот видишь, какое удачное совпадение: они тоже обожают тебя, впрочем, как и дураки. А насчет будущего, знаешь, ты ведь все эти годы недурно зарабатывала. Если бы ты так много не тратила на шмотки…
— Конечно, ты права. Но радости в такой жизни у меня бы уже точно не было. Чего ради я бы вообще тогда работала? Я даже все свои заработки и расходы для самой себя всегда перевожу в единицы одежды. Смотрю на счет за электричество и думаю: не фига себе, за это я могла бы купить отличное платье! Для меня надо такую валюту сделать — е.о., и в ней мне платить. — Сашка помолчала. — Ты знаешь, я никогда не могу заснуть, если немножко перед сном не подумаю о шмотках. Что-то в них есть такое радостное, успокаивающее, что помогает мне бороться со всеми неврозами. Вот ты бы попробовала.
— Ох, нет, Саш. Вся эта высокая мода, все эти дорогие шмотки от дизайнеров, которые ни одна женщина на честно заработанные деньги купить не в состоянии, только увеличивают зависимость женщин от богатых мужчин. При этом каждый дизайнер всегда во всех интервью бесстыже заявляет: «Моя коллекция для современной, самостоятельной женщины с карьерой!» А я заявляю, что роскошь — первый враг женской эмансипации!
— Смотри-ка! — воскликнула пораженная Александра. — Я это инстинктивно подозревала, поэтому всегда старалась собственными бабками за тряпки платить как можно реже, — и добавила с достоинством: — Чтобы не подкапывались, гады, под мою эмансипацию.
— Вот об этом я и говорю! — вздохнула Мура, отчаявшись донести до подруги прогрессивный призыв современного феминизма. — Но ты гордись тем, что ты на себе самой проводишь важный психологический эксперимент.
— Вот именно, — Сашка выпрямила спину. — А какой?
— Возможно ли в принципе удовлетворить потребности человека? — гнусаво сказала Мурка и подняла палец кверху.
— Чьи это потребности я удовлетворяю? — обиделась Сашка.
— Ну твои же.
— Мои — невозможно. Я сложное создание. А мужские как раз очень даже легко! Оттого получается особенно нечестно — я их потребности удовлетворяю легко и постоянно, а они мои — никогда! Но, вообще, тряпичничество — глубинный, непреодолимый инстинкт. Я в этом уверена, просто ученые еще не смогли доказать этот факт, потому что заняты всякими глупостями.
— Нет, Сашка, как раз занятие собственной внешностью — оно и есть глупость. Сама этим грешу, и сама все время себя корю. Не в этом смысл жизни.
— Как это не в этом? — спросила неприятно пораженная Александра. — А в чем?
— Ну-у, мама говорит — в самореализации. В исполнении своего жизненного долга.
— И конечно, никто, ни мама, ни Маркс, ни Мао не раскрывают страшного секрета, что смысл жизни в наслаждении ею! Между прочим, для меня занятие собственной внешностью — это и есть самая настоящая самореализация. Это как раз та область, в которой и лежит большая часть моих способностей.
— Просто ты такая красивая, что для тебя это самое легкое. Вот ты от лени и идешь по линии наименьшего сопротивления.
— Нет, я выполняю свое призвание. Не вижу смысла упражняться в том, к чему у тебя нет дара. Напрасно сплошь да рядом повелось: либо безрукие на пианино играют, либо безногие марафоны бегают, в то время, как гораздо разумнее развивать уже имеющиеся данные. И потом, что значит «самое легкое»? — Мура и в самом деле задела Сашку за святое. — Так думают только те, кто сами никогда не пытались соревноваться на этом поприще! На одних естественных данных долго не удержишься! Красота требует бесконечной железной дисциплины! Ты думаешь, легко — постоянно голодать, и ходить в спортклуб? Или проходить пластические операции? Ты пробовала лейзером кожу сжигать?
Мура содрогнулась:
— Мне кажется, это противоречит Женевской конвенции.
— Конечно, если бы это применяли к палестинцам, тогда — немедленно военно-полевой суд, а когда дело меня касается — так это избалованность и дурь бабская. И каждый раз, когда я махаю гантелями в джиме, я думаю, что если бы кто-нибудь из моих приятельниц, завидующий моей внешности, знал бы, какими трудами она мне дается, они бы мне не завидовали, они бы прониклись ко мне глубоким и заслуженным уважением! Поддержание физического совершенства — это адский труд! Спасибо Ронену, моему тренеру, не позволяет мне отлынивать. Но зато, оглянись вокруг, Мура! Ничто не ценится так высоко, как красивая внешность!
Мурка пристыжено молчала, потому что только сейчас осознала, как незаслуженно легко дается ей довольство собственной внешностью: посетила косметичку раза три в жизни, раз пять сделала маникюр, и даже в парикмахерскую заходила не каждый год, потому что с детства ходила с длинными распущенными волосами, концы которых подстригала сама.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113