Мура в очередной раз убедилась, что «халява — первый враг диеты». Пока в различных конференц-залах гостиницы шли выступления и голосования, объевшиеся Мура с Боазом устало побрели в гостиничный бар. Первые годы Мурка добросовестно высиживала все нудные англоязычные прения, пока не сообразила, что гораздо легче оставить на совести казенных пресс-секретарей все отшелушения семян от плевел, и просто время от времени собирать готовые коммюнике, услужливо раскладываемые ими на столах. По сути дела, так мало связи было между реальной жизнью страны и людей и этими бодрыми постановлениями и резолюциями мирового еврейства, что если бы не сытные обеды и не сосущая пустота в душе, требовавшая тусовки и человеческого общения, она бы ни за что сюда не явилась.
— Еще несколько конгрессов с полной программой питания, и я стану толстым и окончательным циником, — сказала она Боазу.
— Не обязательно делать важное дело голодным, — заступился за съезд то ли еще наивный, то ли уже циничный Боаз.
— Разумеется. Только я никакого важного дела не делаю. Вся моя журналистская деятельность оказалась совсем не такой, как я себе представляла. Когда меня взяли в газету, мне сдуру казалось, что надо постичь все социально-общественно-политические идеи человечества, не говоря уже о таких само собой разумеющихся вещах, как история сионистского движения и работы его основоположников Теодора Герцля и Ахад га-Ама. Теперь, спустя несколько лет продуктивной деятельности на этом поприще я точно знаю, что актуальны только два источника — жалобные письма пенсионеров-ветеранов второй мировой и коммюнике министерства абсорбции и Еврейского Агентства. Этим исчерпывается вся проблематика современного сионизма. И что самое главное в моем деле — уметь безропотно высиживать официальные речи и притерпеться к самолетному питанию.
— Может, ты исчерпала себя, и тебе надо заняться чем-нибудь другим? — предложил Боаз.
— Да что-то ничего такого, чтобы мучительно с утра хотелось бы делать, да чтобы за это еще и деньги платили, и чтобы при этом оставаться порядочной женщиной, в голову не приходит. У меня профессиональный кризис.
— Полбеды, Мура, что ты работать не любишь, но ведь ты еще и с начальством не спишь, так что шансы на продвижение у тебя нулевые… — назидательно, даже слегка обижено сказал Боаз, сам большое начальство, и Мура подумала, что все же он скорее циничный, нежели наивный.
— Иногда мне безумно хочется все бросить и уехать куда-нибудь далеко-далеко… — сказала Мура своему бокалу.
По возвращении домой тоска навалилась на нее с новой силой. На автоответчике было сообщение от Вадима, но Мура решила не отзванивать. В электронной почте обнаружилось письмо от Сергея. В нем он писал немножко о своей жизни, и прислал пару фотографий, снятых в Минске. Мурка так боялась сломаться и позвонить Вадиму, или начать бесцельно крутиться по комнате с бокалом вина и сигаретой, что сразу же села и принялась писать Сергею очень длинный и обстоятельный ответ. Про Иерусалим, и каков он в это время года, и как прекрасна улица Долины Духов, и как хорошо сидеть у самого Геенома в «Александре», где подают ее любимое блюдо: карпаччо салмон и нежнейший антрекот в винном соусе, и про суши по понедельникам в «Башне Давида» у Яффских ворот Старого города… Она писала до темноты, а потом включила телевизор и остаток вечера провела в компании с «Sex in the City».
* * *
Александра наткнулась на Вадима в кафе неподалеку от его дома. Он обычно покупал там сигареты, а Сашка давно сидела в углу с чашечкой латте. Она обрадовалась этой случайности и предложила ему сесть за ее столик. Вадим неохотно опустился на стул напротив.
— Как я рада, что я тебя встретила, — с энтузиазмом начала Саша.
— Почему? — равнодушно спросил Вадим, распечатывая пачку «Мальборо лайт».
— Н-ну… — Сашка чуточку смутилась. — Потому что я надеялась, что ты мне сможешь помочь хотя бы советом. Ведь ты знаком с миром русского и европейского кинематографа? Я собираюсь поехать в Москву, и хотела попросить у тебя каких-нибудь рекомендаций. Я решила начать играть в фильмах, — скромно, но с достоинством объяснила Саша.
Вадим откинулся на стуле и неожиданно посмотрел на Александру совершенно трезвым, оценивающим взглядом. Она даже смутилась от такого пристального и неожиданного с его стороны внимания.
— Боюсь, что ничем не смогу быть полезен…
Сашка положила свою узкую ладонь на его руку.
— Вадим, я обсуждала мои идеи в этой области с Мурой, и она мне посоветовала обратиться к тебе. Она сказала, что ты можешь мне помочь. — Сашка явственно помнила, что такой или очень похожий разговор у нее с Муркой состоялся.
— Саша, мир кино — очень суровый и циничный мир. За успех приходится платить.
— Ты мне рассказываешь? Ты знаешь, что я играла в Голливуде? И что я уже сколько лет работаю манекенщицей? Мне не надо рассказывать о трудностях в жизни красивой женщины… — она с чувством вздохнула, всколыхнув нежную грудь в низком вырезе кружевной кофточки. Вадим взглянул в вырез, и почему-то грубо засмеялся.
— Черт тебя знает, может, у тебя и получится!
— Получится, конечно, получится, — заторопилась согласиться с ним Сашка. — Вот я начала изучать систему Станиславского… и опять же — голливудский опыт… Меня камера любит, у меня кинематографическая внешность…
— А главное, ты настырная…
— Совсем нет, — Сашка проникновенно взглянула в его глаза. — Только некому обо мне позаботиться, а ведь, как говорится: если не я себе, то кто мне? Я ищу рекомендации к людям, которые мне смогут помочь.
— А чем ты мне можешь помочь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113