Не знаю, уж как они там выясняли отношения, но отца я с тех пор не видела. И он не искал встречи. Говорят, когда умирал, хотел, но я не пошла.
Денис был довольно приятный мужчина, респектабельный, в хорошей форме. Но когда я ложилась с ним в постель, я всегда как будто шла в бой. "Вот тебе, вот тебе!" — обращалась я к отцу, скача верхом. И правда, мне это только прибавляло удовольствия. Мне с ним вообще было тогда хорошо, довольно свободно. Ходила везде одна и не потому, что я, а он сам. Машка меня таскала на все вечера поэзии, которые тогда как раз перебирались из квартир в залы, я его тоже звала. Но он всегда говорил, что если мне интересно, то он очень рад, но ему это не очень интересно, это для молодежи сейчас хорошо, а я и раньше-то, когда это было запрещено, а поэтому свежо и необычно, никогда не ходил. Я думаю, я вам и так много всего нарассказывала, — закончила она с неожиданным раздражением. — Остальное до другого раза. Если будет время. Бек, проводи.
— По-моему, мы не очень с тобой много узнали.
— Не скажите, как для кого, как для кого.
— Куда теперь? — спросила я его уже в машине. Мы (взяли) поймали еще одно (и, возможно, не последнее) (и надеюсь, не последнее) (видит Бог, не последнее).
— Я покажу.
— Но вы с ней, правда, незнакомы? потому что она же говорит
Уличная сцена (дети)
Дети разного возраста у подъезда. Они виснут и качаются на решетке, прыгают со скамьи, сбегают и возвращаются по ступенькам. "Суки безработные," — кричит на них старуха.
Дети: — Старая дура, старая дура! Дура старая, у-у.
Из подъезда выходят «молодые» с коляской, младенцем на руках и ребенком постарше. Старуха их замечает.
Старуха: — Дети! Их надо давить между колен, а не рожать. А вы их рожаете.
«Он» (передавая младенца, шепотом): — Просто она сумасшедшая.
«Она» (укладывая и не слушая): — И чего кричит.
Ребенок постарше: — Я не понимаю, как взрослые могут так говорить. Их же самих когда-то родили.
Старуха: — А то о прошлый год залезли на ту сливу да всю и пообтрясли.
«Он»: — Неужели всю?
«Она»: — Неужели?
Один из детей (не унимаясь): — Блядь глупая пришла. Ты глупая блядь.
«Она»: — Вот потому и дети у них.
Ребенок постарше: — Забывают, что ли? я не понимаю.
«Он»: — Да сумасшедшая.
Уходят.
Старуха (грозя палкой): — Всех бы поубивала, а то бегают.
Дети: — У-у-у.
Она жила на первом этаже с двумя внуками, которые тоже бегали и кричали вокруг нее, мужем, молчаливым стариком, и миловидной пухлой дочерью. Недавно к ним присоединился грузин не грузин, а из тех, кого в народе называют «черными». Торговец, видно, что спекулянт, решили соседи, как всегда связывая лицо "кавказской национальности" с самой вредной для народа деятельностью. У подъезда и впрямь появился «Мерседес». Встретив меня вечером у лифта, дочь старухи втянула ноздрями отдающий алкоголем воздух и сказала: — "Говорят, ты стал попивать. Ты же еще молодой." — "А, занимайтесь своим делом," — ответил я, опираясь о стену. Дочь старухи скрылась в квартире, быстро прикрыв дверь.
Я опять расплатилась, и таксист, обменявшись со мной обычными сегодня взглядами, отъехал, к которым я уже начинала привыкать, и еще смотрел на нас в зеркало, отъезжая. Теперь мне всего этого будет потом не хватать, когда все закончится. Но это не закончится никогда. Мы стояли в одном из старейших переулков. Сюда, кажется, он еще немного пооглядывался. Да. — Ты что, плохо помнишь? — Давно уже было.
Мы вошли в такой же старый дом, которые я так люблю, и стали подниматься по такой же старой лестнице с опущенными ступенями. Мне казалось, что мы и не уезжали от Ларисы. Только следов моих на них больше не было. Нас встретит ее верный пес. Он проводит нас, ни о чем не спрашивая. Ну, узнали что-то? что быстро так, спросит она, поглядывая поверх голой поднятой ноги. — Нет.
Я подождала, пока достанет ключи.
— У тебя и ключи есть?
— Он дал, потом расскажу. Я сейчас включу. Нет, не достану.
Я ему помогла, когда он прыгал.
— Вот здесь он жил.
— Я ожидала что-нибудь подобное.
На стене висел велосипед.
— Но я не бывала здесь никогда.
— И не ты одна. Теперь понимаешь, почему так необычна вся эта история?
— Мало ли, зачем оказался.
— Но так по-домашнему. А он там не жил давно. Но никто же этого, кроме меня, не знал.
— Ты правда думаешь, что его переодели? Я слышала, что преступник сразу убежал.
— Нет, не думаю. Здесь, кажется.
Из тумбочки у двери в комнату достал из-под бархотки для обуви ключ.
— Тут всегда оставлял. (Показывая. Кубарем перекатился к двери.) Все равно же непонятно, зачем понадобились усы. Обратила внимание, даже декорации ему оставила те же?
— Действительно очень похоже.
— Дом, лестница, планировка квартиры. Даже вид из окна.
Из прихожей две двери в комнаты, одну из них Руслан открывал, копаясь. Третья в коридор, по которому мы тогда шли с Беком.
— Я там не посмотрела.
— Нет, я специально проверил свое предположение. Я же тоже впервые у нее. Чтобы он меньше чувствовал переход.
Окно выходило на стену дома во дворе.
С одной стороны, вроде и не очень приятно. Как я и думал, так как никто не знал об этом жилище Руслана, то никто здесь и не побывал и все оставалось, как было в последний раз. А я оглядывалась.
С вами так не случалось, что вам кажется, что о деле, которое вы обсуждаете, ваш собеседник знает больше вашего, но почему-то не говорит? У меня это чувство опять появилось.
— Та самая гитара? Никогда бы не подумала, что он играет.
— Мы здесь должны все самым тщательным образом осмотреть.
— Но зачем он скрывал? А что мы ищем? Здесь одна комната?
На столе неестественный порядок, которого не должно было бы быть, учитывая то состояние, в котором Руслан приносил рукописи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57