Но дуло повернуто к полковнику, он держится за дуло. Горбун случайно нажимает, и силой выстрела полковника переворачивает вместе со стулом. Скорее озадаченно, чем испуганно горбун глядит на задранные, торчащие со стула ноги. Он выпускает из рук, проскользив по залитому коньяком столу, пистолет останавливается у края. Он оглядывается. Девушка стоит в двери. Она уже давно с любопытством наблюдала за поединком. Когда выстрел раздался, она с силой вдохнула воздух. "Ты сделал это для меня!" — говорит она, прижимая руки к груди. — "Что же нам теперь делать?" — говорит карлик. — "Нам надо все получше устроить, скорее, у нас еще много работы, — отвечает девушка. — Не бойся, я тебя не выдам, ты же это сделал для меня." Они заворачивают полковника в ковер, а ночью вывозят его за город и там зарывают. После этого они живут вместе еще счастливее и согласней, потому что их теперь объединяет тайна.
— И никто их не разоблачил?
— Конечно, кто?
— Ведь знали же, что полковник к ним едет.
— Нет, он никому не говорил, что он едет к ним. По другому варианту, который должен был следовать за этим, стрелял полковник, самый неинтересный. Из гордости, упрямства и обиды горбун отказался быть посредником между ним и его женой. Приходя все в большую ярость, полковник грозил, подскочив совсем вплотную, тыча пистолетом в лицо и косясь на девушку, она давно из двери с любопытством наблюдала за поединком, ради которой и устроил не вполне искреннее представление. Вероятно, он случайно нажимает, опустив пистолет, испуганно рассматривает далеко отброшенное силой выстрела, неловко свернувшееся на полу маленькое тело. Смотрит то на тело, то на девушку, с силой вдохнувшую с выстрелом горьковатый воздух. "Ты сделал это для меня!" — говорит она, прижимая к груди руки. — "Что же нам теперь делать?" — беспомощно спрашивает полковник. Она подходит к нему, и он прижимает губы к ее лицу. — "Не трогай ничего, я все сделаю, вытру, — отвечает девушка, имея в виду отпечатки пальцев. — Что еще ты тут трогал?.. Оставь, как лежит, мало ли кто, никто же не знает, что ты ехал к нам?" — "Нет." Обняв ее за плечо, а она склонила головку к нему на плечо, он уводит ее, осторожно прикрыв входную дверь. Говорят, после того, как их объединила тайна, у них никогда больше не было ссор.
В третьем, самом фантастическом, появляется — капитан Никифоров, с семьей которого они с Катюшкой делили Н-ское жилье до того, как перевели в Москву.
Никифорова он встретил здесь в свой первый же рабочий день, явившись для прохождения дальнейшей службы, как он шутливо отрапортовал, не переставая переживать только что бывшую встречу. С генералом они давно знакомы. Прислали, вероятно, зачем-то в командировку. И теперь был склонен полагать, что не к добру. "Встретить с утра капитана Никифорова означает" и т. д. Катя любила читать старые сонники, которые сейчас кругом продаются во множестве. С одним из них он и застал ее в роковой день ее ухода, причины которого понять так и не успел.
Но завидев издали в конце коридора, ни о чем таком не думал, хотя, вероятно, что-то и почувствовал, не умея объяснить, почему свернул за угол коридора, ожидая, пока капитан пройдет. Его преследовало неприятное ощущение, что Никифоров его видел.
Тучный, не слишком опрятный, то вялый и ленивый, то всем недовольный и брюзжащий, как будто в нем просыпались новые силы, он был единственным из прежних сослуживцев, с которым Илюшин не только не сошелся, но и относился к нему почти с ненавистью. И именно с ним-то их и поселили, как нарочно, как только в жизни иногда и бывает.
"Просто он не любит армию и тяготится ею, что, по-моему, совершенно естественно и не преступление. А для тебя это преступление," — объясняла ему Катя, выглядывая, освободила ли никифоровская жена кухню. Если той на кухне не было, то бежала поскорее занять место, пока не поздно.
Нет, это не так, не отвечая, думал про себя Илюшин, тогда еще подполковник: просто он считает, что если не любишь армию или вообще какую-то работу, то зачем же ты на ней. А кроме того, где бы ты ни был, но надо же себя держать в соответствующем виде, ты же позор для армии, стыд и позор, неожиданно озлобляясь, обращался он к не слышащему его капитану Никифорову, и по мере этого обращения озлобляясь все больше. Так и проживешь всю жизнь в капитанах, хотя мой ровесник. Причины своей таинственной злобы, степень которой ничем разумным объяснить, казалось, было нельзя, он не успел открыть также.
Не дождавшись Катю к ужину и обнаружив, что ее белье исчезло, — ни записки, ничего, как так можно? — так что морги и больницы сами собой отпадали, обзвонил нескольких ее приятельниц, с которыми Катерина успела сойтись. Но ничего от них не добившись, — он им, конечно, нисколько не поверил, что не знают, где она, — обратился к помощи двух своих товарищей из соседнего отдела, знакомых ему еще по Академии, на которых, он знал, всегда может положиться. Вместе организовали следствие, во все время которого полковника преследовала мысль о позоре, чтo если о его личных неурядицах узнают все сослуживцы. Вот и сейчас в басах двух друзей барахтался и кувыркался смешок, он же слышит. Они его успокаивали, мол, у них все схвачено, и если еще в Москве и жива, то не уйдет, ни одна мышка не проскочит.
Подполковник вспомнил все те места, где она могла бывать, если цела: магазины и кафе, которые ей особенно нравились, скверы, о которых она ему рассказывала, что сидит там на скамейке, и адреса тех баб-подружек, которым подполковник уже позвонил, на тот случай, если соврали. Фотография пропавшей также поступила в распоряжение постовых и патрульных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57