— Посмотри, Белла, тебе это понравится! Такое — только на телевидении увидеть можно! У нас мастер есть классный! Просто руки золотые! — тараторила она на ходу. — Комитет по Государственному имуществу заказал ему сделать макет центральной части города, ты просто с копыт рухнешь, когда увидишь! Только он сделал все по-старому, как раньше было, в генплане. Они посмотрели и отказались почему-то. Но это так здорово! Вот бы нам такой, ну, когда мы в садик еще ходили!
Перед ошеломленной Беллой на сравнительно небольшом пятачке располагалась уменьшенная копия их города. Не совсем маленькая, а с домиками в полтора метра высотой, по улицам можно даже было ходить на цыпочках… Это был город ее детства, она помнила здесь каждую улочку. Магазин школьных принадлежностей и старая булочная были на своих местах, там не менялись вечно вывески и хозяева. Вот старый гастроном, к которому никто еще не пристроил курятников торговых палаток и закусочных, вырубая деревья и уничтожая цветники. Вот старый цирк, который еще не снесли, еще не нагородили вместо него ужасный развлекательный комплекс, похожий на вавилонскую башню и соты диких пчел одновременно, чтобы отмыть бюджетные средства… Еще нет огромных уродливых зданий внебюджетных фондов, неприличного по роскоши дворца Главы Администрации… Как же хорошо, оказывается, было раньше в этом городе!
— Мы хотели выставить это в парке, чтобы хоть дети посмотрели, как мы тут раньше жили, но… сама понимаешь. Наша нынешняя публика пива нажрется и все обосыт, детей не стесняясь, — удрученно сказала за спиной Беллы Милка. — Так жалко Васютина, он столько своих средств в этот макет вложил! Но красота, правда? Все наши сотрудники потихоньку сюда детей водят смотреть. Посмотри, там даже в домах квартиры есть! Вот бы сюда таких маленьких Дюймов… того?
— Чего — «того»? — иступлено заорал из ее сумки Дюймовка. — Вот ведь две калоши старые! Им в обед — пятьдесят лет, а они все еще в куколок играть тянутся! Хорош трепаться! Идем, куда идти собирались!..
Белла с неохотой пошла вслед за сумрачной Милкой, помимо воли оглядываясь на чудесный городок. Увидев мощный рубильник на постаменте, она сообразила, что Васютин даже продумал энергоснабжение крошечного мегаполиса, и по вечерам во всем их городе зажигаются огоньки…

Перед панихидой еще пришлось долго упрашивать заведующую одного ритуального бутика, название которого пообещали дать в репортаже, чтобы она не жмотилась и дала на похорона им с Милкой пару траурных туалетов. Кое-как выпросили, короче. Поклялись, что про гостей соврут, будто вся собравшаяся чистая публика только в том бутике и наряжается по случаю. В городе как раз начинались разборки с двумя автозаправками, так что клиент должен был клюнуть. Без этого никак.
Ну, затесались, значит, в толпу провожающих. Дюймовка категорически воспротивился сидеть на собственных похоронах в ридикюле, поэтому Белла посадила его между двумя черными розочками на своей огромной шляпе с вуалью. Черный смокинг Кена сливался с прочей растительностью из черного атласа, так что, когда он ряху за лепестки засовывал, его и не видно было вовсе.
Милка, на всякий случай, еще и диктофон взяла, камеру запасную, Белла микрофон выставила, чтобы не пропустить невзначай неосторожного словечка. Однако удивительно, что панихида проходила как-то неуверенно, скомкано, народ чувствовал себя явно не в своей тарелке. Ладно, что на окнах висели темные шторы, света было мало. А в трепетном сиянии свеч никто не видел, как Дюймовка бегал по шляпе вокруг тульи, коршуном высматривая реакцию каждого своего бывшего сотрудника, всех высоких руководящих лиц, почтивших своим присутствием это странное мероприятие. Он жадно ловил шепоток сомневающихся в правомерности происходящего: «Говорят, тело ведь так и не нашли… Говорят, вовсе не там искали… Говорят не панихиду готовили, а разоблачение, самого только нигде найти не смогли… Вот явится он , даст им прикурить… Это точно! Сам всех похоронит!»
На первой скамье сидела Светлана почти в таком же туалете, как у них с Милкой, только без диких черных бутоньерок на шляпе. Да и сам туалет у нее выглядел значительно строже и элегантнее. Рядом с ней сидел, естественно, Сбруев. Вообще Дюймовку, прежде всего, интересовала реакция всех разместившихся на скамьях в центре, поэтому он даже тихонько подполз к самому краю шляпного поля. Но все они сидели прямо, молча, будто воды в рот набрали. Скорбели — и все! По ним было видно, что никто колоться перед присутствующими не собирается, не говоря уж о ожидаемых наивной Милой всплесках чувств. Насмотрелась, видать, с этими репортажами на эмоциональные похороны жертв бандитских разборок: «Братан! Братан! Спи спокойно! Вместо тебя должен быть я! Не зарывайте братана! Я сам щас с ним лягу! Держите меня, братаны! Такого орла загубили суки!»
— Пошли отсюда! — прошипела Милка. — Ни хрена никто с ним не желает участью меняться!
Белла и сама видела, что все собравшиеся всерьез нацелились жить вечно, поэтому, осторожно снимая Дюймовку со шляпы, принялась мысленно уговаривать себя как-то примириться, что последний дюйм своей жизни ей выпало несчастье провести с этим заморышем. Ну, что же… И похуже бывало.
Мила обещала позвонить с утра, ей надо было срочно вернуть шмотки и монтировать репортаж в вечерний выпуск новостей. Дюйм и Белла опять остались одни. Дюйм покорно взял кукольное ведерко с водой и тряпку, выставленные Беллой на подоконник, и принялся наводить порядок в отведенном ему помещении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15