завтра перед этим шакалом разверзнется ад. Борода будет выдрана, а мстительный кулак сотрет с губ мыльную улыбку. Аллах, примерное наказание ждет вероломного сикха.– В чем дело? – допытывалась Фенелла. – Что происходит?– Говорит, тяжесть у него на сердце от поведения того чурбана, – перевел Нэбби Адамс. – Говорит, растолкует ему, что к чему.На сей раз пришли в пивную палатку с навесами, ограждавшими от назойливых сикхов и от призраков старых романов. Еще пива. Алладад-хан почувствовал, что зеленеет. Аллах, сегодня он цвет меняет, как светофор. Но даже тут не обрели покоя: вскоре явился тощий бенгалец с базара, предложил хлебнуть виски из карманной фляжки, принялся с жаром рассказывать леди о новых тканях из экзотической Америки, только что поступивших на склад, дешево, очень дешево, если леди завтра зайдет посмотреть… Подсел писец писем, отдыхавший от трудов изложения чужих горестей, жалоб, просьб на подержанном клацавшем «Оливере». Ему хотелось потолковать с леди о смысле жизни.– Сестра, – говорил он, – сестра. В мире столько боли и горя, но Бог все видит, Бог позаботится о наказании грешника. Как мой тесть, например, только недавно меня обсчитавший на двадцать пять долларов. История долгая, сестра, но у тебя лицо симпатичное, и ты мне посоветуешь, как лучше засадить коварного жулика за негостеприимную решетку.– Ох, боже, – простонал Нэбби Адамс. – Глядите, кто тут.Ухмыляясь безумными зубами, худой коричневый мужчина в дхоти приближался к столу. Он без церемоний двинулся прямо к бенгальцу с базара, ругая его на тщательном английском.– Вот я тебя нашел, вор, сидишь, пыжишься в обществе высшего класса. Про деньги, которые по праву мои, разумеется, не рассказываешь леди и Джентльменам. Ну, не был бы ты таким богачом, как сейчас, если б я не наскреб в пустых сумах остатки, чтобы помочь тому, кто казался мне другом. Другом! – И пьяно, презрительно, театрально расхохотался.– Лучше внимания не обращать, – посоветовал Краббе бенгалец. – Если внимания не обращать, то он скоро уйдет.– Нельзя на меня внимания не обращать. Весь мир узнает о моральном падении ложного друга.– Я пьяницам не друг, – с насмешливым презрением объявил бенгалец.– Сам ты пьяный ублюдок, – заплясал собеседник. – И вероломный ублюдок. И лживый. Как до тебя твой отец.– Не говори так о моем отце.– И мать тоже.Бенгалец поднялся.– Ох, Господи Иисусе, – сказал Нэбби Адамс. – Давайте-ка, быстро отсюда.– И зять!Последнее оскорбление. От нанесенного бенгальцем удара полетели стаканы, бутылки. Нэбби Адамс поспешно увел всю компанию.– Платье! – взвизгнула Фенелла.– Ничего. Быстро, вон туда, к танцорам. Полиция через минуту возьмется за дело.Они смешались со зрителями, наблюдавшими за ронггенгом.– Лучше на площадку поднимемся, – предложил Нэбби Адамс, – и потанцуем. Прикинемся, будто давно танцуем.– Все? – спросил Краббе.– Мы с вами. Он не годится. Описается с трех сторон.– Но я не умею.Фантастический мир в электрическом свете. Ждавшие своей очереди потанцевать малайцы любезно пропустили вперед белых мужчин. Краббе видел потные лица оркестрантов, щегольской сонгкок над саксофоном, молодого хаджу, игравшего на барабанах. Видел в бреду, как огромный Нэбби Адамс, высокий, словно помятая башня, деревянно отступает и наступает, увлекает за собой и влечется за своей пигмейкой партнершей с невидимой «корзиночкой» «Корзиночка» – детская игра, когда натянутую на пальцах бечевку надевают на пальцы партнера, образуя разные фигуры.

на шевелившихся в танце пальцах.– Виктор! – кричала Фенелла. – Виктор! Иди сюда!Но парализованный Краббе глазел, открыв рот, на вилявшую бедрами партнершу Нэбби Адамса. Красная копна волос, стильный саронг, веселое, брошенное Краббе приветствие:– Табек, пгуан, – ловкие ноги на высоких каблуках, зад ходуном ходит. Это был Ибрагим.– Виктор! Иди сюда сейчас же!Вскоре, упавшие духом, побрели к машине, поехали домой. Вел Нэбби Адамс, с чрезмерной осторожностью, со старушечьей дотошностью:– Чего этот мужик собирается делать? Собирается тут повернуть или прямо поедет? Хотелось бы мне, чтоб он сообразил. Эта женщина будет дорогу переходить или нет? – Но вскоре подогнал «абеляра» к освещенной веранде пансиона Лайт. Последовала пауза. Потом Нэбби Адамс сказал:– Не возражаете, если я воды зайду попить? В горле пересохло.Они поднялись. Нэбби Адамсу дали теплую бутылку пива «Тигр». Алладад-хан сидел в медитации, опустив голову на руки. Нэбби Адамс долго ворчливо говорил с ним на урду. Время от времени Алладад-хан давал стонущие ответы. Фенелла вдруг расплакалась, бросилась в спальню. Краббе пошел за ней.– В чем дело, дорогая?– Ох, ничего не получится, ничего не получится, – завывала она. – Стараешься с ними сблизиться, а они, а они, а они…– Да, милая?– …пользуются. Потому просто, что я была там единственной белой женщиной. Они меня… они меня…– Да, милая?– …за шлюху приняли или еще за кого-то. И начали драться, – рыдала она в потолок, затянутый паутиной.– Ничего, дорогая. – Краббе держал в объятиях вспотевшее дрожавшее тело.– Они так не обращались… с другими, – шмыгала она. – Всё мем, мем; да, мем, нет, мем…– Это никакого значения не имеет, милая.– Я поеду домой, – объявила Фенелла. – Я не вынесу. Они все плохие… плохие.– Это мы потом обсудим, дорогая, – сказал Краббе. – Теперь просто вытри глаза и пойди пожелай доброй ночи той парочке.Виктор Краббе вернулся к гостям, а гостей больше не было. Так, по крайней мере, казалось. А потом он услышал с веранды пульсирующий довольный храп. В плантаторском кресле растянулся Нэбби Адамс, сильно превышая его размерами, заснул в мятой рубахе и мятых штанах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60