И все-таки это смотрелось странно: маленький маркиз сидел перед охи-охи, широко расставив пухлые голые ножки и для верности укрепившись в пол правою рукой, а левою терпеливо, раз за разом, пытался схватиться за хвост этого чудовища. Хвост же его, как это и положено у охи-охи, заканчивался маленькой «сторожевою» головой, точным подобием большой. Маленькая голова скалилась, пищала, думая, что рычит, вроде как нападала на ребенка, раскачиваясь перед самым носом, но в самый последний миг хвост отдергивался и пальчики его сиятельства захватывали пустоту.
– Удивительно! Они понимают друг друга, они играют! И все-таки, дорогие судари, его сиятельству пора баиньки. Вам на охоту, а ему в кроватку.
– Да! Что-то мы засиделись тут! Докари, вы готовы?
– Да, сударь.
– Просто Хоггроги. Тогда к конюшням, там переоденемся – и вперед!
– Вперед! Ишь, Черника, не притворяйся, хитрюга, ты даже не вспотела! Керси, вы не устали?
– С чего бы, сударь Докари? Такие переходы – для меня с детства забава!
– И отлично. Дальше по тракту очень хороший постоялый двор. Там мы и поужинаем, и переночуем.
Для двух юных всадников, одна и та же дорога – из удела в столицу – воспринималась совершенно по-разному: для князя Докари это было возвращение домой по привычному пути и предвкушение собственной свадьбы, а для дворянина Керси, оруженосца его светлости маркиза Короны, это было волнующее приключение, первая самостоятельная поездка в столицу, не в составе многочисленной свиты при его светлости, а вдвоем, на равных со знатным спутником, рыцарем и князем.
Дело в том, что пажи его светлости, Керси и Лери, достигли шестнадцати лет, то есть, год прошел от их совершеннолетия, и они вышли из пажеского возраста. Однако оба они очень хорошо проявили себя в зимней войне и в весенних походах, поэтому оба были удостоены звания оруженосцев. Но при этом Керси умудрился захватить вражеское знамя, первым обнаружить крупную засаду, без единой царапины выпутываться из любой мечевой кутерьмы… И однажды, на поле боя, его светлость проревел во весь голос: достоин в рыцари!
Это было признание! Это было желаннее для Керси, чем любой дар небес!!!
Но его светлость, зная тщеславный нрав своего пажа, а ныне оруженосца, решил, что посвящение в рыцари на скорую руку, прямо на поле боя, хотя и не менее почетно, нежели в императорском дворце, но куда менее зрелищно. Его светлость списался с главным герольдом Двора, тот немедленно записал юного воина в очередь – и вот, пора пришла! Да еще невероятно удачно, что они коротают путь вместе.
Лошади шли ходко, дорога не размокала даже от частых летних дождей, а сами дни были достаточно длинны, чтобы переходы получались большими. Князь Докари уверил, что знает более короткий путь в столицу, нежели тот, по которому приходилось идти огромной свите его светлости маркиза Короны.
Впереди обоих всадников (оба путешествовали налегке, без слуг, без заводных лошадей) легко, почти лениво, трусил охи-охи Гвоздик, тем не менее, он не только не отстал ни разу, но ревниво следил за тем, чтобы лошади его не опережали. Зато сам он то и дело нырял в густые травы вдоль дороги, вламывался в кустарники, разгоняя в стороны каждый раз целые выводки мелких животных и птеров.
Такое складывалось впечатление, по крайней мере у Керси, что зверь никогда не устает и не выдыхается.
– …Если прикажу – да, добудет, но чаще я напротив, запрещаю, иначе он передавит всю живность в округе.
– Изумительно. А… сударь Докари… нескромный вопрос…
– Просто Докари.
– О, нет, вот когда Государь повенчает меня в рыцари… о, я сейчас умру от одной этой мысли!.. Вот тогда я позволю себе эту фамильярность, но не раньше.
– Хорошо. Но вы хотели задать вопрос? Нескромный.
– Да. Он ведь – взрослая особь. Как он обходится… Или вы держите пару?
– Нет. Гвоздик у меня один такой. – Князь расхохотался своим воспоминаниям. – Было тут дело с полгода назад. Охи-охи всюду могут прижиться, но любят север, им почему-то лето круглый год подавай. Как раз государь дал мне одно из первых поручений, и именно на севере. Ехал я налегке – вот как сейчас: Я, Черника и Гвоздик. И вдруг, в одно ужасное утро, мой Гвоздик пропал! Черника знает, но молчит. Я – следы читать! Вижу – плохо дело: много-много пушистых и когтистых лапок наследило в округе, а среди них – Гвоздиковы лапищи, я же все его четыре отпечатка наизусть помню… Проходит день, и второй… Благо, я до конца выполнил порученное и возвращался, мог себе позволить подождать… И все равно – сердце мое уже настолько кровоточило, что я готов был идти на те пустоши, в предгорья, где у охи-охи целое норное стойбище было вырыто… Да, да не смейтесь, идти и умолять: «О, где же мой бедный Гвоздик, сударыни охи-охи, не видели ль вы рослого и красивого мальчика охи-охи, с ленточкой на шее, судари и сударыни охи-охи!»
Керси закрутил головой, не выдержал и покатился со смеху.
– И что, и действительно отправились спрашивать?
– Хвала богам, до этого не дошло, иначе бы я не дожил до нашей с вами беседы. Местные красавицы подержали его в сладком плену, однако же отпустили. И он вернулся.
– И что он сказал?
– Да ничего, похныкал для виду, махнул пару раз хвостом и предложил забыть. Но мне вперед наука: надо будет, не дожидаясь самовольных отлучек и дезертирства, хотя бы раз в год предоставлять ему законный воинский отпуск… Суток на трое…
– По-моему, разумно.
– И я одного с вами мнения. О… Что это, Керси? Нет, наш трактир дальше, но давайте узнаем, что тут стряслось?.. Тем более, что они сами к нам направляются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9