Все трое опять негромко засмеялись, продолжая на рысях двигаться в сторону двух желтых огней… Верно: это и был придорожный трактир «Ручеек», так и на вывеске изображено и написано.
Сладостно бывает – поменять, сделав единственный шаг, чистые и влажные, с горчинкой, запахи ночной осенней прохлады на удушливый и теплый, весь пропитанный уродливым человеческим духом, трактирный чад. Там, под звездами, ты слаб и одинок, даже если под тобою горячий конь, а бок о бок верные люди, с мечами наготове… Сладко дышится, но с каждым вздохом в грудь все теснее набивается… печаль… неизвестно для чего… И все кажется таким мелким, ненужным, бесполезным… Ночь, глубокая ночь тому причиной, и богиня Ночи, коварная Сулу. Прочь, отвяжись, не пристало воину кручиниться да грустить и загружать себе голову пустопорожним, словно какому-нибудь звездочету!
Трактир не мал размерами, столов с десяток, да кабацкая стойка, да невысокая оградка, отделяющая три «господских» стола от семи «прохожих». Господские столы все пустуют, а за «прохожими» – четверо человек народу, двое мужчин да две красотки в дорожных нарядах, не иначе – веселые девки путешествуют. Ночь, все остальные постояльцы спят, чей-то храп сверху даже сюда доносится. Одна красотка, похоже, даром времени не теряла и вытрясла из одинокого полупьяного ратника-верзилы кружку белого вина под лакомство, яблоки в меду. А другая повертелась, наверное, так и сяк возле другого странника, да и отлипла не солоно хлебавши. Первый странник – истинный вояка, из так называемых «черных рубашек», здоровенный малый со странными, вроде как заморскими, наручами на предплечьях, второй же – мирный простолюдин, среднего роста и возраста, из-под простой кожаной шапки – седые волосы до плеч, в одной руке свиток, в другой стило, взгляд отсутствующий. Не иначе – знахарь, либо книгочий, с таких никакого прибытку быть не может… Зато вновь зашедшие путники – явно богатые люди, владетельные господа, наверняка при золоте…
Сели за «прохожий» стол, спросили вина получше, балыку пожирнее, слуга с подносом тут как тут! Свободная девка, пользуясь вольностями дороги, священными во всей Империи, немедленно подсела к вновь прибывшим, поближе к самому молодому и главному из них.
– Ах, что мне больше всего на свете, всегда нравилось в мужчинах, так это могучая стать и при этом – милые конопушки вокруг носа. Вот как у тебя, милый!
Тот, к кому она обратилась, мог бы одним взмахом руки отослать ее прочь, или даже обозначить грубыми словами ее принадлежность к малопочтенной гильдии, но он не сделал ни того, ни другого, а даже кивнул трактирному слуге, чтобы тот поднес девушке такую же кружку с вином.
– Чем это я вдруг мил тебе стал?
– Сама не знаю, влюбилась. – Девка надула губы и пропела эти слова самым низким тоном, что у нее был. – Я хочу быть только твоей, и чтобы ты был только моим! Зайчик…
Двое спутников рыцаря ели и пили, не произнося ни единого слова, вероятно, подобное почтительное молчание было у них в обычае.
– Зайчик уже год как женат, милая дева, и разводиться ради тебя не возжелает. Если ты расстроена этим – выпей вина, а то оно у тебя нетронутым бултыхается.
Девка заморгала, и в ее больших глазах появились настоящие слезы.
– Ты мне не веришь. Ты думаешь, что я такая… как все эти… – Она изящно махнула ручкой в сторону своей соратницы по ремеслу. – Но я вовсе не такая, и если ты позволишь мне побыть наедине с тобою хотя бы…
– Погоди, погоди. Да ты не из замка ли? – перебил ее рыцарь. – Ну-ка встань сюда, повернись…
Девица, недоумевая, послушно отставила кружку и встала в проходе между столами, в двух локтях от рыцаря. Рыцарь неуловимо быстрым и мягким, словно бархатным, движением правой руки вынул секиру и наискось рассек девку, от правого плеча, до левого бедра. Та без звука повалилась на ветки папоротника, для чистоты и аромата раскиданные по земляному полу… Кровь жутким выплеском окрасила землю и ветви на локоть вокруг…
Вдруг кровь из багрово-черной стала желтой, лужа стала пятном, мгновенно высохла, потрескалась и исчезла. Тело же убитой до неузнаваемости изменило очертания: теперь это были гадостные мохнатые когтистые ошметки посреди гниющего тряпья.
– Пусть сначала научится тень отбрасывать. – Рыцарь левым кулаком в бок несильно ткнул того, кого он называл Роки, и засмеялся, довольный.
– Боги! Она была сахира, демон! – Вторая девица в ужасе завизжала, глядя безумным взором на остатки бывшей своей подруги. – Она же могла меня съесть! Спасите!
Третьим опомнился ратник, сидящий двумя столами дальше, рядом со второй девкой. Он тоже выхватил секиру и ловким ударом снес той голову. Оказалось, что вторая девка совершенно напрасно боялась подругу-демона, ибо она оказалась точно такою же сахирой, разновидностью оборотня и кровоеда. И ратник же, единственный в трактирном зале, поддержал смех рыцаря, тоже расхохотался во все горло, тряся черной, длинной, по грудь, бородой. Посетитель у стены даже и головы не поднял, все что-то царапал в своем свитке, двое спутников рыцаря вопросительно ждали, что тот решит и скажет, а трактирщик и слуга стояли бледные, почти без памяти от ужаса: их запросто могли проверить мечами и секирами на принадлежность к нечистой силе, и никто бы ни с кого не взыскал за ошибку.
– Ну вот… Я ее на целый кругель напоил, накормил! Это грабеж с ее стороны. Хозяин, принеси кувшинчик покрепче, дабы мне успокоиться…
Тем временем и ошметки нечистой плоти на полу растаяли бесследно.
Присевший было на прежнее место рыцарь обернулся на веселого ратника, бросил кусок и встал.
1 2 3 4 5 6 7 8