Но с Йоко-сан я чувствовал себя совсем иначе, с нею легко говорить. Почему? Это загадка для меня.
Йоко-сан и в самом деле богато одаренная натура, в этом ты прав. Но есть в ней какое-то уродство, не правда ли?
Говоря откровенно, я очень не люблю подобных людей, но именно к ним меня и влечет. Очень бы хотелось разрешить это противоречие. Будь снисходителен к моей простоте. Йоко-сан, наверно, когда-то сбилась с пути. Почему же она так спокойна?
Бог ничего не дал дьяволу, кроме дьявольской красоты. Вот я и думаю, не дьявольская ли красота у Йоко.
Виноват, виноват. Я, кажется, пересолил и говорю дерзости.
Иногда я ее ненавижу, а иной раз, как это ни странно, очень, очень жалею. Йоко-сан, пожалуй, разозлится, если прочтет эти строки. Она не любит, когда ее жалеют, хоть и заслуживает жалости.
Я не понимаю Йоко-сан и удивляюсь той уверенности, с которой ты выбрал ее себе в жены. Но раз уж так случилось, я думаю, тебе нужно во что бы то ни стало постараться понять ее. Молю Бога, чтобы жизнь ваша была полна счастья».
Изобразив на лице крайнее презрение, Йоко вернула письмо. Лицо Кимура выражало напряжение, он силился понять, какое впечатление произвело на Йоко прочитанное.
– Ну, что вы скажете об этом? Йоко иронически усмехнулась:
– Да ничего особенного. В письме, пожалуй, Кото-сан выглядит несколько умнее, чем в жизни.
Кимура, судя по всему, не собирался прекращать интересующий его разговор, Йоко это надоело, и она весьма сурово сказала:
– Кото-сан волен думать все что угодно. Но вы, я надеюсь, с тех пор как обручились со мной, верите мне, понимаете меня?
– Конечно! – с жаром ответил Кимура.
– В таком случае о чем же говорить? Он, видите ли, не понимает меня… Но будь я доступна его пониманию, чего бы я стоила? Впрочем у вас, быть может, есть какие-то сомнения на мой счет?
– Нет, нет…
– Это правда? Должна вам сказать, что, раз приняв решение, я обычно стою на своем до конца. И потом, ведь я живой человек. Выискивать разные мелочи и порицать за них можно сколько угодно. Стоит только начать. Но ничего нет глупее этого занятия. Своенравная и капризная женщина умрет от тоски, если все время копаться в ее душе. Я стала такой потому, что все, словно сговорившись, старались приписать мне самые дурные качества. Когда я думаю, что, быть может, и вы один из этих людей, мне становится грустно.
Глаза Кимура заблестели.
– Йоко-сан, вы слишком плохо обо мне думаете!
И он стал с жаром объяснять, что только мысль о ней, Йоко, помогла ему выйти победителем из тяжелой борьбы, которую пришлось вести в Америке, что без ее сочувствия, без ее ободряющего слова он увянет душой и телом.
– Все это красивые слова, – холодно сказала Йоко. И, помедлив немного, неожиданно спросила: – А с госпожой Тагава вы уже виделись?
Кимура ответил, что не виделся. Тогда Йоко насмешливо сказала:
– Ничего, скоро увидитесь. Мы ехали вместе. Оказывается, тетушка Исокава просила ее за мной присматривать. Стоит вам поговорить с ней, и вы отвернетесь от меня.
– Почему?
– Да вы побеседуйте с госпожой Тагава!
– Неужели вы совершили какой-нибудь поступок, за который вас следует укорять?
– Да, да, и не один.
– По отношению к госпоже Тагава? Что же вы такое сделали, что заслужили порицание этой достойной дамы?
– Этой достойной дамы! – со смехом повторила Йоко, брезгливо поморщившись. Опять наступило тягостное молчание.
– Раз уж вы так верите госпоже Тагава, – снова заговорила Йоко, – то лучше рассказать вам все по порядку.
Полуиронически-полусерьезно, немного сгущая краски, Йоко рассказала о тайных кознях госпожи Тагава после отплытия из Йокогамы. Спокойно, словно речь шла о ком-то другом, Йоко сообщила, что госпожа Тагава как будто заподозрила ее в непозволительных отношениях с ревизором парохода. Однако за внешним спокойствием ее угадывалась скрытая ярость. Глаза ее то гневно сверкали, то наполнялись слезами. Будто пораженный током, Кимура молча слушал. Йоко выдержала до конца спокойный, уравновешенный тон и в заключение сказала:
– Доброжелательность бывает двоякого рода: искренняя и показная. И когда люди встречаются с ними одновременно, подлинная доброжелательность всегда берется под сомнение. Любопытно, не правда ли? В первые три дня путешествия я сильно страдала от морской болезни. И вот эта доброжелательная госпожа Тагава ни разу ко мне не заглянула, хотя столовую посещала регулярно. Очевидно, боялась меня беспокоить. Ну, а ревизор часто заходил вместе с врачом. Как видите, у этой дамы есть все основания для подозрений. Потом у меня начались боли в животе, и пассажиры всячески выражали мне свое сочувствие, что очень не понравилось госпоже Тагава. Конечно, было бы лучше, если бы право относиться ко мне доброжелательно принадлежало только госпоже Тагава, а остальные пассажиры оказывали бы внимание ей одной. Впрочем, главная беда была в том, что ревизор не оказывал ей достаточного внимания.
Кимура слушал ее, покусывая губы, затем глухо пробормотал:
– Понимаю, понимаю…
Йоко сосредоточенно наматывала на палец прядку волос, спадавшую на лоб, и, скосив на нее глаза, проговорила с напускным безразличием, иронически усмехаясь одними уголками губ:
– Понимаете? Гм… Ну, и что скажете?
– Как я виноват перед вами! – ответил Кимура прочувствованным тоном. – Я верил и верю вам бесконечно, но в то же время готов был прислушаться к тому, что говорили люди. Я был не прав… Подумайте сами. Я решил жениться на вас, несмотря на возражения родных и друзей. Жизнь без вас лишена для меня всякого смысла. Верьте мне, через десять лет, самое позднее, я добьюсь всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126