С вокзала отправились прямо на совещание. Как Вы знаете, в этом районе очень сильно влияние немцев. Когда откроется выставка, нам нужно будет напрячь все силы, чтобы состязаться не столько с американцами, сколько с этими немцами. Во время завтрака я снова разговаривал с господином Гамильтоном о кимоно и других вещах, обычно закупаемых в Японии. Поскольку это было накануне выставки, господин Гамильтон на этот раз отнесся к моим словам с интересом. Он сказал, что, хотя бы для того, чтобы установить связи с фирмой Такасима, он попробует заказать у нее товар и пустит его в продажу в своем магазине. Тогда мои финансовые дела поправятся. Когда не имеешь магазина, очень хлопотно выписывать товар из Японии. Но через магазин господина Гамильтона можно будет продать довольно много. Тогда я смогу высылать вам денег больше, чем теперь. Я немедленно телеграфировал, чтобы товар отправили с первой же оказией. Думаю, что груз на днях прибудет.
Сейчас уже довольно поздно. Господина Гамильтона пригласили на званый ужин и, наверно, мучают застольными спичами, которые он ненавидит. Он энергичный и деловой человек. Кроме того, он благотворитель и ревностный приверженец ортодоксальной церкви. Мне он вполне доверяет и, кажется, ценит меня. Думаю, что поможет мне сделать карьеру. Теперь будущее кажется мне более светлым.
Я мог бы писать Вам без конца. Но чтобы подготовиться к завтрашней жизни, полной напряженной борьбы (этими словами я попробовал перевести название книги президента Рузвельта «Strenuous Life»; сейчас эти слова здесь в моде), приходится отложить перо. Могу ли я надеяться, что Вы разделите со мной мою радость?
Вчера вернулся из Сан-Луиса. Меня ждало много писем. Иду ли я мимо почты, вижу ли почтовый ящик, встречаюсь ли с почтальоном – не было случая, чтобы я не вспомнил о Вас. Переворошил все письма на столе, надеясь обнаружить конверт с Вашим почерком. И опять мне пришлось испытать разочарование, близкое к отчаянию. Может быть, я разочаруюсь. Но не потеряю надежды. Не могу, Йоко-сан, верьте мне. Я, как Евангелина из поэмы Лонгфелло, с терпением и скромностью буду ждать того времени, когда Вы по-настоящему поймете мою душу.
Письма от Кото-кун и Ока-кун несколько смягчили мою горечь. Кото-кун написал за пять дней до ухода в армию. Он пишет, что еще не смог узнать Вашего адреса и поэтому продолжает пересылать мои письма господину Курати. Эта процедура, видимо, ужасно неприятна Кото-кун. Ока-кун, как всегда, слишком сильно переживает непонимание со стороны окружающих и семейные неурядицы, о которых он никому не может рассказать. От этого здоровье его еще больше расстроилось. О некоторых вещах, про которые он пишет, трудно судить с точки зрения моего здравого смысла. Он глубоко верит, что когда-нибудь Вы ему напишете, и ждет письма, как своего спасения. Он так пишет о благодарности и восторге, которые он будет при этом испытывать, что письмо его читаешь, как чувствительный роман. Вообще, мне всегда кажется, что в его письмах раскрывается моя собственная душа, и я чуть не плачу.
Почему Вы не пришлете хоть какой-нибудь весточки? Возможно, у Вас есть для этого серьезные причины, но что за причины, я никак не могу представить себе, сколько ни думаю. Вестей из Японии, неважно каких, всегда ждешь с нетерпением. Но, всякий раз как я просматриваю почту, меня охватывает уныние. Не знаю, что было бы со мной, если бы не моя вера.
Продолжаю письмо через три дня. Сегодня с профессором Бабкоком и его супругой смотрел в театре Лэшема «Воскресение» Толстого. Играла мисс Уэлш. Есть там места, которые претят христианину, но величие заключительных сцен захватило всех зрителей. Мисс Уэлш играла с такой потрясающей правдивостью, что казалось, на сцену вышла сама героиня романа. Если Вы еще не читали «Воскресение», настоятельно советую прочесть. До этого я знал лишь «Исповедь» Толстого, которую читал в переводе К., когда был в Японии. Но сейчас после спектакля я решил основательнее познакомиться с его творчеством, как только будет время. Думаю, что в Японии пока еще немногие знают произведения Толстого. Но я хотел бы, чтобы Вы прочитали хотя бы «Воскресение», закажите книгу, скажем, в магазине «Марудзэн». Ручаюсь, от этого произведения Вы получите очень много. Все мы одинаково грешны перед Богом, но все можем стать избранными слугами Божиими, если раскаемся в своих прегрешениях. В рай нет иного пути. Давайте же пойдем в осиянную Богом даль, пока не угасли наши чувства благоговения перед Богом и любви к человеку.
Йоко-сан! Пусть в Вашей душе есть темные пятна или пустота, ради Бога, не отчаивайтесь. Не забывайте, что живет на свете человек, который с радостью примет Вас такую, какая Вы есть, который готов страдать вместе с Вами, готов грустить вместе с Вами. Я буду бороться за Вас. Какие бы раны Вы ни получили в борьбе с жизнью, я буду сражаться за наше будущее, оберегая Вас. Если передо мной будет дело, а рядом – Вы, то я, самый маленький слуга Бога, отдам жизнь за счастье людей.
Ах, перо и язык мой уже бессильны. С самыми искренними чувствами и молитвой я заканчиваю это письмо. Если его вручит Вам господин Курати, передайте ему мой привет.
Относительно денег, израсходованных господином Курати на Вас, я писал в предыдущем письме, которое, надеюсь, Вы прочитали.
Бог да не оставит нас!
13 декабря 1901 года».
Курати сказал, что в этот вечер будет занят хлопотами о работе и встречать Новый год не придет. Сестры не хотели ложиться, пока не услышат звон новогодних колоколов, но сон все же сморил их, и когда Йоко, удивленная необычной тишиной, поднялась наверх, они уже спали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126