Знаешь, что-то в этом городе есть. Какая-то утешительная блескучесть, мигание огней, осмысленных генпроектом и планом ГОЭЛРО. К Сухаревой башне, я решила, не поеду. Во-первых, потому что после смерти Брюса оттуда вывезли тридцать подвод его тайных книг и всяких «куриозных» вещиц. А во-вторых, потому что ее нет. Ее снесли, хотя и поговаривали, что самое главное Брюс в ее стенах замуровал. Я решила найти дом Брюса. У него же был родительский дом, он приезжал туда, наверное, оттаивать душой, выслушивать в сотый раз рассказ отца, как тот сидел мальцом на коленях деда, короля-освободителя. А может, он просто пил чай с сушками и радовал племянников и кухаркиных детей нехитрыми фокусами. Например, доставал из-за полы камзола кролика или превращал костяную пуговицу на сорочке в монету (золотую, естественно).
И я нашла этот дом, он вполне подходил под описание. Там светились окна и кто-то уже заваривал чай и доставал сушки. И вполне можно было представить, как по скату крыши клацали когти Брюсова орла (или же как он привязывал крылатого коня к печной трубе, а потом спускался по каминному воздуховоду, стряхивая париком нагар с обшлагов).
И самая главная примета наличествовала. Видишь ли, поговаривают, что самое главное замуровано не в Сухаревой башне, а здесь, вон за тем выступом. И пусть тебя не пугает его гробовидная форма. Потому что она вполне соответствует содержанию.
Я и сама, если честно, побаиваюсь. Тем более что стемнело. А из клуба неподалеку доносятся непохорошему низкочастотные камлания. Вообще-то есть мнение, что за этим камнем замурована Брюсиха. Будто темной ночью Брюс, отчаявшись достичь взаимопонимания, запихал ее в нишу, привалил камнем и для надежности скрепил заклинанием. И если какой-нибудь ответственный квартиросъемщик отвалит этот камень при евроремонте или невинный штукатур в люльке заденет плиту мастерком, то на него посыплется град таких отборных проклятий, которые только могут накопиться у стосковавшейся по интерактивному общению женщины за четыре века изоляции. Впрочем, это мнение убедительно только с точки зрения судопроизводства на бытовой почве. Скорее всего, за этой плитой находится сам Брюс. Говорят, это было его последнее распоряжение. Мне это кажется более убедительным, потому что все мало-мальски приличные мужчины дремлют, приваленные заклятыми камнями. Король Артур, например. Или Мерлин. Или Барбаросса. И если отвалить эти камни, то мир преобразится, что ли, заиграет своими лучшими гранями. Как это обычно и бывает при появлении более или менее пристойных мужчин.
Друг мой! Думаю, ты не осудишь меня за мою проделку. Потому что в такой гадкий вечер хочется изменить хоть что-то, особенно если под заветной плитой еще не стерты до конца какие-то цифры и знаки, которые при помощи опыта и, если повезет, гения, можно сложить в заветную формулу.
Я считала в уме, а потом писала прутиком на земле газона. Но кроме мелочного удовлетворения от того, что я знаю латинский счет и несколько греческих букв, ничего я не получила. И тогда я вызвала на помощь своего старого товарища Р., который знал про дома в этом городе все. Он приехал, рассмотрел сквозь очки дом, потом мои изыскания на глиноземе и высказался в том смысле, что чудо в данном месте и в данное время невозможно. Хотя бы потому, что это никакой не дом Брюса, а домыслы падких на сенсации обывателей. А то, что я приняла за последнее пристанище Брюса – руины солнечных часов. Гномон отодрали, а плита осталась. И цифры складывать необязательно. Это счет, сказал он, просто счет от одного до двенадцати, помноженный на местную широту.
Знаешь, когда-то моего товарища Р. любила прекрасная поэтесса с волосами, черными, как ночь, а сам товарищ Р. водил нас по городу, который всплывал, прекрасный, словно Кижи или Атлантида, из-под утюгов сталинской поры. А теперь он смотрит на каменные глыбы и говорит: не то. Не то. И куртка на нем все та же, только поистерлась и пуговицы болтаются. И я подумала, что древо жизни все-таки не вечно зеленеет, подошла и оторвала пуговицу, которая была совсем уж на соплях. Я решила, что пришью ее. А потом засунула ему в карман. Потому что вдруг еще найдется какая-нибудь чуткая поэтесса. В нашем положении, друг, нельзя пренебрегать никакими вероятностями. И в благодарность, что ли, за ничем не гарантированные вероятности, мой товарищ сказал, что знает, где настоящий дом Брюса. И отвел меня на Мясницкую.
Это был дом с подслеповатыми окнами, и каждому обывателю становилось очевидным, что здесь всем заправляла ключница. Что с января по апрель здесь уныло постились, а потом уныло же разговлялись Брюсовы дальние родственники и приживалы. Кроме того, дом находился во дворе бухгалтерии газеты, где мы с моим товарищем Р. неоднократно получали гонорары. Я, как алхимик алхимику, сказала ему: «Наше золото?– это не золото черни». И он согласно кивнул и повел меня прочь. Тем более что в этот момент некий мелкий демон из соседнего клуба зашел по неведомой нужде в Брюсов дворик и с ходу предложил нам подвергнуться демоническим утехам. А мы с моим товарищем укрылись в тени каменного льва, и он высказался в том смысле, что душе Фауста все равно где метаться: среди холодных пустот века просвещения или над руинами, оставленными сексуальной революцией. Но потом он все-таки сжалился и задал направление. Он знал еще один адрес, где молодой и блистательный Брюс начал творить свои чудеса. Возможно, сказал мой товарищ, пока душа еще не обломалась, а человек еще не знает, что станет Фаустом, и творятся самые блистательные штуки.
Это было в другом городе, но я подумала, что до утра доберусь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87