О предстоящих в октябре государственных экзаменах никто теперь не думал.
Я вернулась домой в прекрасном настроении. Программа на ближайшее время была составлена: подыщу себе новую работу, а затем уеду на несколько дней в Валим. Я честно заслужила этот отдых.
В почтовом ящике лежало письмо от Люцины, сообщавшей, что они всей семьей вместе с пани Дзюней едут на две недели в Белосток, к родным Юзека, на свадьбу его младшей сестры. Ну что ж, второй пункт программы придется изменить.
Под вечер зашел Збышек. Мама собралась было в магазин, но, увидев его, задержалась.
– Объясните мне, Збышек, что происходит с вашим отцом? Нигде не показывается, старых друзей избегает. Что это значит? Скажите отцу от моего имени, что это становится подозрительным, – сказала она шутливо.
– Я именно, по этому поводу и пришел. Отец решил, что они уже наконец обставили квартиру, и поручил мне пригласить вас с Катажиной на завтра к обеду.
– Я уезжаю в Кальварию, – эти слова вырвались неожиданно для меня самой. – Отпуск у меня только до конца месяца, а ведь мне нужно еще подыскать себе работу.
– Правильно, – поддержала меня мама. – Тебе необходимо отдохнуть. Вы знаете, Збышек, что она сегодня окончила техникум? Остались только государственные экзамены.
– От души поздравляю. Ты, как всегда, молодчина. – В голосе Збышека звучали теплые, ласковые нотки, что неизменно трогало меня. – Отец будет очень огорчен. Когда я собирался к вам, он предупредил, чтобы я был предельно вежлив. Оказывается, старик меня знает. Может быть, ты поедешь завтра вечером?
Прежде чем я успела ответить, мама сказала:
– Ну, я побежала, у меня масса дел. Думаю, вы тут без меня договоритесь. Если я не вернусь до семи, Катажина, не беспокойся, – значит, я заглянула к Куницкой. – Уже стоя в дверях, она снова обратилась к Збышеку: – Не знаю, как Катажина, но я завтра с удовольствием навещу ваших родителей. До свидания.
Мы остались одни, и я почувствовала себя неловко.
– Значит, едешь одна в дальние края? А не лучше ли отдохнуть во Вроцлаве? На Одре так хорошо, можно взять байдарку напрокат. Оставайся, ладно?
Так говорить умел только Збышек, и я почувствовала, что колеблюсь. Но сдаваться не хотела.
– Не уговаривай. Я делаю это ради своей бывшей хозяйки, она была очень добра ко мне в Кальварии. На праздники я не поехала, потому что не люблю праздников и предпочла провести их одна во Вроцлаве.
– Как, ты провела праздники одна?
– Видишь, как мало ты знаешь обо мне! Не только эти праздники, но все подряд. Один только раз ездила к Люцине.
– Как обидно! Если б я только знал!.. Прости меня. Я знаю, что вел себя тогда, как последний хам. Возможно, ты когда-нибудь поймешь, почему… Я еще ни одну женщину ни о чем так не просил. Конечно, мне нет оправдания. Но ведь мы столько лет знакомы. И никогда ни с кем я не говорил так искренне, как с тобой. Ты должна поверить: я никогда не прощу себе, что был тогда пьян. Такой дружбы, как наша, у меня больше в жизни не будет. Я знаю.
Я молчала. Когда же он поймет, наконец, что я не хочу возвращаться к той истории? Но Збышек не унимался.
– Это верно, я тщеславен. Мне нравятся эффектные, элегантные женщины, я люблю появляться с ними в театрах и ресторанах, но говорить могу только с тобой. Когда ты в тот раз выбежала от меня, я тут же отрезвел и погнался за тобой. Был у вас дома и, узнав, что тебя нет, сказал твоей маме, что ты можешь наложить на себя руки. Я носился по городу как невменяемый, еще несколько раз прибегал к вам. И поклялся: если с тобой стрясется что-нибудь, сам заявлю на себя в милицию. Я был виноват. Мама со Стефаном не принимали мои слова всерьез, что, мол, слушать его, пьяный…
Скажи, что ты простила, что не помнишь, и я поверю, что когда-нибудь ты и в самом деле забудешь! Ты самая лучшая девушка в мире, Катажина.
Я слушала как завороженная. Потом внимательно посмотрела ему в глаза – они были синие и ласковые.
– Ладно, хватит. Ты, кажется, переусердствовал в своем раскаянии. Зачем? Повторяю: я ничего не помню и простила тебя. Ну как? Ты доволен?
– Это уже много. Спасибо. А теперь еще одно: тебе обязательно надо ехать завтра утром?
– Обязательно.
– Я так и думал. И сам на твоем месте поступил бы так же. Такой уж у нас с тобой строптивый нрав. Знаешь, что я тебе скажу: мы созданы друг для друга. Не смейся. Я знаю прекрасно: замуж ты за меня не пойдешь!
Я отвернулась к окну. Теперь он сказал правду, и правда эта жгла, как пощечина. Конечно, со мной можно откровенничать, но жениться?! Кандидатка в жены должна быть девственницей. Как же я могла об этом забыть?
– Не ударяйся в лирику, – сказала я вслух. – Тебе не к лицу поза мечтателя, обиженного судьбой.
– Намек ваш понял: мне следует убираться восвояси. Иду. Будь здорова, Катажина! Попутного ветра! Когда вернешься, мы с тобой обязательно сходим куда-нибудь. А то в последнее время ты жила хуже затворницы. Пока!
Покинутая три года назад Кальвария показалась мне теперь еще меньше и провинциальнее. Людей я не узнавала. Только хозяйка была все такая же улыбчивая и приветливая.
Бабка тоже изменилась. На этот раз она встретила меня как дорогую гостью. Не ругала даже за то, что я курю. Тетка Виктория уехала в Перемышль. Ее ждали дня через два.
Вечером, когда мы, наконец, остались одни, хозяйка воскликнула:
– Батюшки мои, до чего же ты повзрослела! Тебя там словно подменили. Даже смотришь на меня иначе.
Я ей рассказала обо всем. О предполагавшемся браке с Иреком, которого так добивалась мама, о том, как он меня оскорбил. О неприятностях с органами безопасности.
– Вот я вам рассказала все, как на исповеди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161