– Теперь мы хотя бы знаем, что он жив.
– Мы можем это только предполагать.
– И он по крайней мере на свободе.
– Очевидно. Хотя в его послании нет свидетельства, что это именно так.
– Как ты думаешь, когда мы что-нибудь еще узнаем о нем? – спросила Аманда, погружаясь в сон, такой же несуразно-аляповатый, что и оттенки цветов на присланной Плаки Перселлом открытке.
– Понятия не имею. Может быть, очень не скоро.
Однако все получилось не так. На следующий день пришло письмо.
Чародей был занят своим чародейством. Лежа на звериных шкурах, он изучал свои карты, прочерчивая курс при помощи перышек, чернил и деревянных кронциркулей. В отличие от бедняги Рэнда Макнелли Зиллера никто не заставлял ограничивать себя исключительно земной поверхностью. Его карты скорее отражали странствия не знающего оков воображения, их линии сплетались в психокосмическом орнаменте, который мог пригодиться, а мог и не пригодиться в поиске самых удобных путей из отсюда в туда. Если даже, используя привычные географические символы, они указывали на наличие горных цепей, лесов и участков водной поверхности, то одновременно с этим на них, казалось, были обозначены некие психологические нюансы, местные запахи, генитально-уринарные реакции и экстрасенсорные феномены – те самые «другие измерения» странствий, столь хорошо знакомые опытному путешественнику. Карты Зиллера скорее напоминали причудливые музыкальные композиции. Возможно, таковыми они и являлись. (Лондонский Филармонический оркестр скоро будет исполнять «Карту Нижнего Конго» Джона Пола Зиллера, масштаб: три четверти дюйма к одной миле.)
Аманде пришлось постучать четыре раза, прежде чем ей удалось завладеть вниманием мужа. Он принял ее у входа в свое святилище.
– Письмо, – объявила она, подняв над головой конверт. – И притом толстое. Со штемпелем Хамптьюлипса, штат Вашингтон. У них что, везде такие дурацкие названия? Как ты думаешь, оно от Перселла?
– А кто еще из наших знакомых может оскорблять глаз такими жуткими каракулями? – ответил Джон Пол, внимательно разглядывая конверт.
Супруги перешли в гостиную, где вскрыли конверт ножом из слоновой кости.
* * *
Дорогой Зиллер (и его аппетитная женушка)!
Привет. В конце концов я решился-таки сообщить вам все подробно. Мне нужно излить кому-нибудь душу, а на свете нет другого такого чувака, которому я доверял бы больше. (В этом месте ты должен зардеться от гордости.) Доверяю и надеюсь, что ты сохранишь все в тайне, хотя и не будешь особо брать в голову. Усекай вот что.
Теперича я монах! Ты только представь себе: я живу в большом монастыре, и мои новые товарищи считают, что я такой же, как и они, и принадлежу к их ордену. Ты только не смейся, поганец! Это все абсолютно серьезно.
Это не обычная компашка монахов. Черта с два! Как бы не так. Нет-нет, они «христиане», римо-католики. Кроме того, усекай, они шпионы! И убийцы! Ты врубаешься? Так вот послушай! Так уж получилось, что я проник в тайный орден воинствующих католических монахов, которые служат Ватикану, точно также, как ЦРУ или «зеленые береты» – нашему правительству!
Нет, никаких глюков у меня нет. И я ни от чего не торчу. Я выкладываю тебе все как на духу, старина, говорю тебе истинную правду, и пусть тихуанские ослы сожрут того, кто утверждает, что Плаки Перселл лжет! Письменным столом в настоящий момент мне служит пень в лесной чаще (оттого и почерк такой корявый). Случись, что меня застукают за сочинением этого письма, прольется кровь, причем в самом буквальном смысле.
Думаю, мне следует начать с самого начала, извиниться за мою оригинальность и сообщить тебе, как все произошло. А произошло все так неожиданно, что я сам до сих пор не могу свыкнуться. А случилось все в последние выходные сентября, то есть около месяца назад. В тот самый день цирк выступал в Сиэтле (между прочим, я читал о ваших неприятностях с магистратом и полицией, ну и гнусный город, должно быть, этот ваш Сиэтл), и я намылился туда, чтобы повидать моих добрых друзей-циркачей. Но автобус мой в пятницу утром почему-то расчихался да засопливел, и я откатил мой болезный «фольксваген» на ремонт в Абердин. Думается мне, Зиллер, ты как в воду глядел, говоря о сосиске как о главном триумфе немецкой технологии. Видит Бог, в отличие отдолбаного микроавтобуса с венскими сосисками у меня никогда не возникало проблем.
Не знаю почему, но меня всю дорогу тянуло пофилософствовать.
– Ладно, сделаем так, – сказал я себе, – подожду-ка я немного и догоню ребят в Беллингеме, на последнем представлении. Наверное, так оно даже и лучше.
Но случилось так, что я застрял в придорожном клоповнике милях в десяти к северо-западу от города, и ввиду отсутствия на горизонте кое-каких женских прелестей (прости меня, Аманда, если сейчас читаешь эти строки) мне не оставалось ничего другого, как читать старые ковбойские книжонки Зейна Грея. Поэтому в субботу утром я решил отдохнуть от своего автобуса. И, как будто и без того не провожу прорву времени в лесу, задумал побродить по Олимпийским горам, переночевать под открытым небом, полюбоваться на луну, выследить какого-нибудь медведя или лося, может быть, отыскать дерево с дуплом лесных пчел и полакомиться медком. Быть в лесу одному – совсем другое дело. Это не электропилу визжащую с собой таскать, которая до зубовного скрежета надоела, и не разговоры тупых лесорубов слушать – прожужжали уже мне все уши, хвастаясь тем, сколько бензина сжирают их всякие там «мустанги».
Добрался я на попутках до Хамптьюлипса – да, такое местечко действительно существует на белом свете! Послушай, Зиллер, каких только имен не дают эти вашингтонцы своим деревушкам!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141