Он немного походил на оскаровскую статуэтку.
– Это копия, – поймала мой взгляд женщина. – Восстановили по единственному рисунку. Олицетворение рода Джушевских… Вы знаете, что здесь была ставка Махно?
– Нет. Я пишу дипломную работу на тему, посвященную особенностям дореволюционной застройки города. Василия Петровича мне очень рекомендовали.
– К сожалению, я думаю, он вряд ли сможет помочь вам сегодня.
– Простите за бестактный вопрос: вы его жена?
– Нет, нет, – нервно хихикнула собеседница и строго добавила: – Еще чего не хватало!
– Все же, я желал бы его повидать.
Женщина вдохнула воздух, желая что-то возразить, а потом внезапно пожала плечами и взмахнула рукой, передумав.
– Ах, да чего уж там. Полгорода знает, какой он дурачок. Идите и вы узнаете, если так уж вам хочется. И в самом деле…
– А где он?
– Я вас проведу.
Мы поднялись по широкой лестнице без перил и оказались в зале с пилястрами. В центре зала возвышалась кровать с массивным кованым изголовьем. На кровати покоился человек.
– Это Василий Петрович?
– Да.
– Можно я подойду поближе?
– Подходите.
Я подошел к кровати и рассмотрел археолога Хмару Василия Петровича. На нем был мятый летний костюм и сбитые поношенные туфли. На вид ему было чуть за сорок, и внешность он имел самую заурядную. С таким лицом можно быть водопроводчиком, а можно и учителем физкультуры. Одним словом – не Гаррисон Форд.
Археолог лежал, как усопший на панихиде. Его открытые глаза безучастно уставились в потолок – туда, где с полуосыпавшейся фрески улыбались жирные и лукавые Амуры – вероятно зал когда-то был господской спальней. В подтверждение этой моей догадки, две бессовестные мухи практиковали тантрический секс прямо на лбу археолога. Реакции на внешние раздражители у последнего явно не наблюдалось.
– А он это… Живой? – насторожился я.
– Да живой он. Что с ним станется… Вчера опять сому варил. Все рецепт ищет.
– Сома? Напиток брахманов? Третий глаз и жить триста лет?
– Не знаю, как триста, а я с ним до старости поседею.
– И часто с ним такое?
– Да раз уже в третий или четвертый. В последний раз вроде и клялся, что больше не будет. Это года два назад было. А тут с месяц, как раскопал где-то в степи барельеф с орнаментом. Сказал, что в орнаменте зашифрован рецепт… И вот вам результат. Со вчерашнего дня лежит.
Женщина говорила не без удовольствия. Маленькая женская месть: мужская слабость, выставленная на всеобщее обозрение. Хмара выглядел абсолютно беспомощным.
– Доктора звали?
– Нет. Он докторам не доверяет. Признает только народные средства.
– Народные? – переспросил я, – Я знаю очень хороший народный способ. Мертвого поднимет.
– А он вправду народный?
– Народнее не бывает. У вас бумага и ручка найдутся?
– Да вон они – под кроватью.
Под кроватью и вправду обнаружилась кипа бумаги, исписанной мелким неразборчивым почерком, а также огрызок карандаша. Я написал записку. Текст был следующий: «Нам, адвентистам, дано открыть летящее естество кары апокалипсиса, разящего смертью Творца всемогущего откровения».
– Здесь, неподалеку от парка есть ночной клуб «Анаконда». Знаете? В баре спросите Антона. Он – бармен. Передадите записку. Он даст вам средство. Вот деньги.
– Так много? – женщина зашелестела бумажками.
– Оно того стоит. Сходите. Я присмотрю.
– А может…
– Сходите вы. Так надо.
Говорил я достаточно убедительно. Женщина засунула деньги и записку в карман шорт. Для этого ей пришлось выгнуть спину, и шрам полностью обнажился. Она подошла к лестнице. Там остановилась, желая что-то сказать.
– Не волнуйтесь. Все будет в порядке, – успокоил я.
Женщина кивнула. Ее шаги озвучили клавиатуру лестницы. Где-то внизу с лязгом закрылась входная дверь. Я остался наедине с археологом.
Я уселся на дощатом полу. Кроме кровати в зале находился фрезерный станок. Вдоль стен лежали какие-то камни. Стояло несколько плит – может, среди них и была та, с раскопок, с орнаментом-шифром. Хотя, насколько я помню, очень похожими плитами была выложена аллея в нашем пионерском лагере. По углам нагромождался строительный мусор, валялась лопата и малярные кисти…
– Сколько же лет этой развалине? – риторично произнес я вслух.
– Сто пятьдесят семь. Построена в сороковых годах девятнадцатого века польским магнатом Джушевским. Архитектор – Ферарри, – раздался размеренный голос.
От неожиданности я поднялся. Кроме меня и Хмары в зале никого не было. Голос мог принадлежать только ему, продолжавшему лежать без движения, как ни в чем не бывало.
– Итальянец? – переспросил я растерянно.
– Нет. Грек из Феодосии. За итальянца себя только выдавал. Настоящая фамилия – Теодарокопулас.
Глаза археолога продолжали глядеть на потолочных Амуров. Кажется, я начинал что-то понимать.
– Какой сегодня день недели?
– Четверг.
– Сколько вам лет?
– Сорок один.
– В каком году родился Александр Македонский?
– В триста пятьдесят шестом году до нашей эры.
– Что такое: два кольца, два конца, посредине гвоздик?
– Ножницы.
Хмара Василий Петрович прекрасно меня слышал и прекрасно отвечал на мои вопросы.
– Здорово! А кто эта женщина, здесь работает?
– Марина, скульптор-реставратор.
– Вы с ней спите? – обнаглел я.
– Нет.
– Но она этого хочет?
– Да. Хочет, чтобы я на ней женился.
– Вы отвечали на ее вопросы сегодня?
– Нет.
– Почему?
– Брахманы не разговаривают с женщинами. Хмара начинал мне определенно нравиться.
– Здесь действительно была ставка Махно?
– Да. Только три дня. Он болел тифом.
– Вы в трансе?
– Да.
– Вы пили сому?
– Нет. В формуле произошла ошибка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88