Чего я хотел добиться в этом Червоном Гае, что узнать, на что надеялся? Что такого особенного могла рассказать о Доме Василиса? Мигрени? Смещение менструальных циклов? Поездка сюда теперь мне казалась сплошной глупостью. Василису я видел только один раз в жизни, когда присутствовал на их бракосочетании с Ф. Она могла меня не помнить. Или, что вероятней, вспомнила, но не захотела разговаривать.
Я уселся на обочину, сорвал стебель и принялся его жевать. Рядом с забором соседнего дома увидел козу – она тоже жевала траву. Ее розовое вымя свешивалось к земле, как переполненный водой презерватив.
Я понял, что делать мне в Червоном Гае больше нечего, поднялся и побрел по Степной улице обратно к станции. К моему возвращению, там уже не находилось ни единого приезжего, лоток с сувенирами исчез, и даже магазин с разговорчивой продавщицей оказался закрытым. Только в кассе покинутая всеми сидела женщина-билетер. Она злилась из-за того, что все ушли на праздник, а ее оставили работать. Не скрывая своего раздражения, она сообщила мне, что автобус в город будет только в десять.
Торчать на станции целых три часа совсем не хотелось. Не оставалось ничего иного, как пойти на фестиваль. Других развлечений в этом забытом Богом и Интернетом поселке не было.
2.
На стадионе «Колос» имелась только одна трибуна, и она была заполнена. Люди на ней сидели вплотную, как сигареты в пачке, занимали все проходы, с десяток мальчишек залезло на крышу раздевалки. Вокруг поля, там, где выстроились долгие ряды покрытых скатертью столов, народу было ничуть не меньше.
За столами народ активно продавал и покупал высококалорийную снедь, теплое пиво и водку на разлив. Кое-где уже танцевали – на сцене, установленной прямо над футбольным газоном, проходил конкурс молодых исполнителей. Из огромных колонок грохотала децибельная музыка.
К моменту моего прихода, шоу было в разгаре. На подмостках выступал молодой паренек в черном костюме с блестками. Он пел лирическую песню о том, что зарос родной колодец у родительского дома, и птицы оттуда улетели. Для усиления эстетического воздействия на публику за его спиной трудился кордебалет. Три девушки, разодетые по прошлогодней моде, убедительно демонстрировали зрителям пластические позы, а затем удалились под бурные овации.
На сцене тут же появился хор с песней об урожае. В руках у выступавших были снопы колосьев. Солист размахивал серпом.
Рядом со мной остановилась пара сельских барышень.
– Как дела, девчонки? – спросил я у них.
Барышни захихикали и, не пожелав идти со мной на контакт, скрылись в толпе. Мне все стало ясно: я заглянул на чужой праздник и оставался здесь лишним. Под вой капеллы бандуристов я отправился прочь со стадиона Думаю, что в следующий раз на стадион «Колос» меня не затащит даже пиночетовская хунта.
3.
В маленькой комнате, отведенной на станции под зал ожидания, было темно. Из единственного, настежь открытого окна еле слышно доносился музыкальный хрип стадиона. Я сидел на подоконнике, курил, выпуская дым кольцами, водил в пространстве рукой: смотрел, как огонь сигареты, будто комета, оставляет за собой нарядный тлеющий хвост в густом сиреневом сумраке. До прибытия автобуса оставалось всего лишь четверть часа.
Тут кто-то дотронулся до моей спины. Кто-то живой и холодный. Я обернулся и вздрогнул. На улице под окном стоял карлик. Горб заменял ему шею. На плоском круглом лице носа не было – только две дыры ноздрей возвышались над кривым ртом. Одет он был в грязные штаны и рваную телогрейку. Рваную настолько, что становилось ясно – больше под телогрейкой ничего нет.
– Фу, дурак, испугал, – сказал я и протянул карлику двадцать пять копеек.
Карлик посмотрел своими рыбьими глазами сначала на монету, потом опять на меня и отрицательно закачал головой (для этого ему пришлось поработать туловищем).
– Неаа, – выдавил он из себя, – Хазяаайкаа...
– Какая хозяйка?
– Заавьоотт.
– Ничего не понял.
– Вассилисссаа заавьотт.
– Василиса – твоя хозяйка и она меня зовет? – догадался я.
– Даааа! – обрадовался мой собеседник. – Пшшлии заа мнооай.
Я мигом перемахнул через подоконник. Карлик взял меня за запястье и молча потянул за собой. Как маленького он перевел меня через шоссе, и мы пошли с ним по проселку вдоль кривых оград и древних, по ставни ушедших в землю хижин.
Солнце уже почти село, и синие вышки тополей оставляли на пыльной дороге многометровые тени. Пятна мрака постепенно вылезали из канав и зарослей бурьяна, становились все больше, питаясь светом. Праздничный гул стадиона уже не доносился. Мой спутник продолжал молчать. С таким можно пойти в разведку – не сдаст, подумал я, а потом вспомнил об автобусе, который уже наверняка уехал в город.
Мы прошли рощу диких оливок и спустились к покрытому ряской пруду. Дальше путь пролегал по узкой илистой тропинке, извивавшейся в зарослях камыша Когда камыш закончился, мы стали карабкаться вверх по крутому пригорку. Над пригорком диадемой возвышался особняк из красного кирпича В лучах заходящего солнца его крыша сверкала ослепительной и лоснящейся медью.
Карлик поднес палец ко рту:
– Тесс. Шааагг вв шааагг, – сказал он.
Как грабители, мы подкрались вплотную к увитой виноградом кованой решетке. Остановились только у черной малоприметной калитки, ведущей в задний двор особняка. Карлик снял висящую у него на груди тяжелую связку ключей и провернул амбарный замок. Калитка скрипнула, и тотчас же с террасы, ухнув, свалилась вниз какая-то жирная перепуганная птица. По-моему, это был павлин. Во всяком случае, насколько я знаю, у куриц таких хвостов не бывает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88