Мы спустились вдвоем по темной лестнице подъезда, и стены пахли мокрой штукатуркой. Перед крыльцом во дворе разлилась огромная лужа. Ф. принялся ее аккуратно обходить по краю так, чтобы не испачкать дорогие туфли.
– Я больше никогда сюда не вернусь, – произнес он, когда обошел лужу.
– Друг, – сказал я.
– Друг, – согласился он.
Ф., ссутулившись, пошел дальше по двору, огибая лужи. Рядом с Домом, он выглядел совсем чужим, словно и не провел здесь детство. Выглядел чужим человеком с другой планеты, не с Урана Я долго смотрел ему вслед, а затем не выдержал и закричал:
– Ты лошадь, Ф.! Ты совсем, как лошадь!!!
XII. Лошадь
Начальство поручило мне привезти лошадей. Был юбилей фирмы, и устраивалась корпоративная вечеринка в рыцарском стиле. Приглашенные актеры театра должны были стоять рядом с лошадьми у входа в ночной клуб «Анаконда» и изображать оруженосцев.
Стоял хмурый март. С самого утра шел дождь. По улицам нехотя полз мокрый транспорт. Бурое гнилое солнце цеплялось за сатиновое небо. Как всегда бывает в преддверии праздника, настроение у меня испортилось.
Еще накануне, я договорился с руководством мясокомбината, что они предоставят грузовую фуру для лошадей. Часов в пять, на этой фуре я поехал за город в конноспортивный клуб. Водитель фуры всю дорогу рассказывал о том, что его дочь играет на пианино. Вдоль трассы тянулись деревья с ветками тонкими, как кости карасей.
В конноспортивном клубе меня ждали. Навстречу вышел конюх в испачканных джинсах женского фасона. Джинсы неряшливо были заправлены в кирзовые сапоги. Голова конюха, обходившаяся без шеи, плотно крепилась к его широким плечам. На его круглом сером лице расплющился сломанный нос. «Наверное, конь лягнул», – подумал я. Конюх снисходительно посмотрел на мои отполированные туфли и велел идти за ним.
Мы пошли через стойла. В загонах переминались лошади. Из их ноздрей шел густой пар. Красивая светловолосая девушка в сюртуке и гетрах, счищала грязь с подков жеребенка. Где-то я слышал, что у наездников ягодицы со временем становятся грубыми, как пятка…
Изгородь загона, к которому мы вышли, пропиталась слякотью и пахла сырой трухой. За изгородью бродило пять лошадей. Во влажных опилках манежа, они оставляли четкие отпечатки копыт.
– Договаривались о двух лошадях, – сказал конюх, – какие?
– Эти: желтая и разноцветная, – я наугад ткнул пальцем.
– Соловая и чалая, – презрительно поправил конюх.
Он зашел за изгородь, взял под узду соловую и чалую, повел их в обход загона к фуре Водитель стоял неподалеку от грузовика и о чем-то беседовал с девушкой, которую я видел в стойлах. Наверное, они беседовали о фортепианной музыке. Заметив нас, водитель подошел к фуре, открыл двери фургона. Одна из створок помостом откинулась к земле, как панель мобильного телефона.
– Заводи, – сказал водитель конюху.
Конюх подвел лошадей к помосту, но те заартачились. Соловая заржала, а чалая попыталась стать на дыбы.
– Не идут лошадки, – сказал водитель.
Вдвоем с конюхом они долго пытались завести лошадей внутрь. Вдруг повалил мокрый снег. Каждая снежинка была размером с пельмень. Я закурил, прикрывая ладонью огонь сигареты. Вверху катились тяжелые сумрачные облака: мимо белого яблока луны, мимо красного яблока заката…
– Они не пойдут, – наконец сказал подошедший ко мне конюх.
– Почему? – спросил я.
– Они боятся. Это фура из мясокомбината – она возит скот на бойню.
– Возьмите других лошадей.
– Они тоже не пойдут.
– Попробуйте.
Конюх сплюнул:
– Они не пойдут, парень. Они все чувствуют.
– Что они могут чувствовать?
– Смерть. Они чувствуют смерть. Фура пахнет смертью.
– Мы заплатили за них деньги, – напомнил я и для убедительности тоже сплюнул.
Конюх отрицательно закачал головой и от этого стал похожим на болванчика:
– Они не пойдут, парень. Они не пойдут.
…белогривые лошадки.
U. Эмиграция
Я полз рядом с Ф. по пыльной тропинке между зарослей цветущего можжевельника. Воздух, казалось, пропитался джином, словно перегаром. От его запаха кружилась голова. Тело штормило: гравитационное поле Земли меняло свои тяжести.
– Чувствуешь? Ядерный взрыв сместил планету с орбиты, – сказал Ф.
– Чувствую, – сказал я.
– Т-ш-ш-ш. Не вспугни пингвинов. Если они взлетят, то насторожат пограничников.
Я вспомнил, что по пути нам действительно пару раз попадались пингвины, похожие на урны, но, завидев нас, пугливые птицы тут же прятали свои жирные туши в плотных зарослях.
Внезапно я ощутил еще один планетарный скачок. Тошнота подступила к горлу. Гравитация изменилась, и я с отчаяньем понял, что не могу пошевелить даже пальцем.
– Ф. – сказал я, – Я не могу ползти дальше. Эмигрируй сам, без меня.
– Не говори глупостей, до границы совсем чуть-чуть. Вон будка пограничника, – я действительно увидел синюю будку, похожую на газетный киоск. В ней сидел пограничник и смотрел в небо, наблюдая, не появятся ли там встревоженные пингвины. У пограничника была зеленая форма с золотыми эполетами и аксельбантами.
– Не могу. Я остаюсь на родине, – сказал я.
– Граница рядом Не дури. Сразу за ней – Париж. Цивилизация, Заграница. Туда ударной волне не добраться.
– Ладно, – согласился я. – Уговорил.
Я сосредоточился, напрягся. Проползти дальше, хоть и с превеликим трудом, мне все же удалось. Когда мы, наконец, подползли к границе и поравнялись с будкой пограничника, Ф. поднялся на ноги.
– Поднимайся и ты, – сказал Ф. мне.
Я поднялся и отряхнул пыль с колен.
– Ваши документы! – сказал пограничник.
Ф. порылся за пазухой и достал оттуда томик «Творческой эволюции» Бергсона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88