– Правда? – я даже вскрикнула от радости. Очень уж мне хотелось есть. Миска клецок с утра – вот и вся моя еда за весь день.
В тот год началась война в Корее, и на шахте Окадзаки дела шли хорошо, она работала даже по воскресеньям, но жили мы по-прежнему трудно. Кунио в конце концов пришлось лечь в больницу, и на лечение уходила куча денег. Сестрица вернулась домой – долг старьевщику Таминэ наконец был выплачен, – но в июне того же года снова пошла работать. Она поступила в зеленную лавку неподалеку от дома Таминэ. Туда-то мы как раз и направлялись с матерью.
– В столовой лапши поедим?
Я с радостным ожиданием подняла глаза на мать. Но она даже не улыбнулась и, съежившись от холода, быстро зашагала дальше. Хорошо, что я пошла с ней, подумала я.
Утром, когда мы проснулись, мать спросила:
– Хочешь повидать сестру? Если хочешь, пойдем со мной.
– Пойдем, – с готовностью отозвалась я.
Когда сестра жила в няньках у Таминэ, я виделась с ней каждую субботу, но теперь она обслуживала клиентов, и мы встречались редко – раза два в месяц, когда она получала выходной и приходила к нам.
Придя домой, сестра всегда говорила:
– Ох, как хорошо дома! У нас – лучше всех, – вытягивалась на татами и просила меня: – Сэцуко, накрой меня одеялом. Я чуть-чуть посплю, не буди меня.
Я приносила подушку и одеяло и заботливо укутывала ее. Сестра закрывала глаза и сразу же засыпала.
– Уже близко, – сказала мать, замедляя шаг, когда мы вышли на торговый ряд.
Я держалась за ее руку и разглядывала рыбную лавку, булочную, магазинчик гэта, прилепившиеся друг к другу на оживленной улице, заполненной людьми с корзинами. Рука матери, каждый день перебиравшая уголь, была большой и грубой, словно мужская. Я подумала, что она совсем как у покойного отца.
– Пришли. – Мать стиснула мою руку.
Зеленная лавка, в которой работала сестра, была рядом с парикмахерской, где над входом красовалась большая вывеска: «Перманент». Над лавкой тоже было написано: «Свежая зелень». Вдруг я увидела фигурку сестры, деловито сновавшей из угла в угол. Сестренка! У меня забилось сердце. Сестра заворачивала в газету редьку.
– Сестрица, Ко-тян! – закричала я, она подняла голову, и лицо ее расплылось в счастливой улыбке.
Сестра отпустила волосы, на ней был плотно облегавший фигуру черный свитер и черные брюки, на ногах – боты, двигалась она ловко и проворно – ей ни за что нельзя было дать ее пятнадцать лет, она выглядела совсем взрослой. Разговаривая с покупательницей, она приветливо смотрела на нее.
Мать поздоровалась с хозяином и вошла в лавку.
Я осталась на улице, на холодном ветру, и ждала, когда сестра освободится. У самых моих ног на лотках были разложены капуста, морковка, лук, всякие другие овощи. Стоял целый ящик мандаринов. Мандарины были блестящие, маленькие.
Я смотрела на них и думала: вкусные, наверно. Мне нечасто приходилось есть мандарины. Мать нам их не покупала. Один раз я увязалась с ней в магазин и пыталась упросить ее:
– Купи!
Ничего не вышло.
– Разве мандаринами наешься? Если есть деньги, лучше уж купить картошки, – рассердилась мать.
– И еще, Ко-тян, дайте пачку сахара, – сказала покупательница редьки.
Я отвела глаза от мандаринов и посмотрела на сестру. Работа у нее спорилась. Сейчас она, кажется, не особенно занята – всего лишь одна клиентка. Я ежилась от холода, переступала с ноги на ногу и, сложив ладошки, дышала на них. Изо рта шел пар.
– Большое спасибо, – учтиво сказала сестра, провожая покупательницу до порога.
Подойдя ко мне, она шепнула игриво:
– Сэцуко, высунь-ка язычок!
– Что? – Я с удивлением посмотрела на сестру.
– Не бойся, открой рот и закрой глаза, – засмеялась она.
Я сделала как она велела. Что-то легло мне на язык.
– Ой, сладко! – воскликнула я. Это был кусок сахара.
– Тише, дурочка, услышат.
Сестра быстро оглянулась. Потом стремительно протянула руку к ящику, схватила три мандарина и сунула их мне.
– Спрячь. Поскорей.
Я растерялась, замешкалась и уронила мандарин. Тут же схватила его, а куда спрятать – не знаю.
– В карман. Клади в карман, – торопила сестра, и я запихнула мандарины в правый карман брюк, но он так оттопырился, что всякому было бы ясно, что в нем.
– Прикрой рукой, – поспешно проговорила сестра, схватила мою руку и прижала к разбухшему карману. Потом с облегчением посмотрела на меня и вдруг расхохоталась.
Мне тоже стало смешно. Мы весело смеялись, изо рта вылетал белый парок, и его уносил ветер.
Придерживая карман с мандаринами, я сказала сестре:
– А мама зачем сюда пришла?
– Попросить аванс, – ответила сестра, перестав улыбаться.
Не поняв сразу, я переспросила:
– Аванс?
Сестра вдруг помрачнела.
Ах вот в чем дело. Она пришла попросить денег. Я понурилась и матерчатой туфлей стала втаптывать в землю камешки под ногами.
– Хироси ходит на работу? – спросила сестра, оживившись.
– Иногда бывает злой-презлой и не ходит. Говорит, что толку от работы никакого, все время жалуется маме и сердится на меня и Хидэо.
– Вот как… Ну а как здоровье Кунио?
– Никак не поправится. Когда мы с мамой приходим к нему в больницу, он всегда чего-нибудь требует: «Хочу сырого яичка, хочу сырого яичка». А где нам его взять?
Сестра сказала обеспокоенно:
– Сырые яйца очень полезны. Он должен обязательно их есть, они помогают при плеврите.
Я взглянула на полки, заставленные консервами. Там же в бамбуковой корзине лежали яйца. Я подумала: «Вот бы купить все эти яйца».
– А почему вы сегодня не взяли с собой Хидэо? – спросила вдруг сестра.
– Хидэо… – Я хихикнула. – Вчера вечером вместе с Масару они пошли воровать уголь на склад, их поймал сторож и здорово им всыпал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10