— Чего второй?
— Комната.
— А после комнаты?
— Пенал, — пояснил комендант Нурик с интонацией, с какой с детьми говорят. — Ты что думал, тут гостиница такой? Горничный-морничный завтрак носит? Школа был, классы большие, их поделили. По трое живут, но вас пока двое будет, один сосед твой погиб недавно. Тоже фонарщик был. Ключи держи, пошли в каптерка, я тебе белье дам. На неделя, аккуратно надо, понял? Тут как армия.
Как в армии и было. И одеяло шерстяное с тремя полосами, и плоская подушка, и два вафельных полотенца, и даже тапочки "ни шагу назад" с номером на них, нанесенным по трафарету. Со всем этим барахлом поднялся по лестнице, прислушиваясь к звукам и запахам вечернего общежития — откуда-то явно тянуло жареным мясом, вызвав очередной приступ слюноотделения. Ладно, если буфет открыт, то недолго терпеть осталось, аванс мне выдали.
В коридоре третьего этажа столкнулся с каким-то голым по пояс парнем, на бегу вытиравшим мокрые волосы и поздоровавшимся со мной, хоть и не были знакомы, затем нашел нужную комнату. Быстро нашел, потому что она от лестницы как раз второй по счету и была. Обратил внимание на женский смех из-за следующей двери, вошел внутрь.
Сразу вспомнился старый фильм "12 стульев", еще с актерами Филипповым и Гомиашвили. Там тоже была такая вот квартира, где большой-большой зал был поделен на деревянные клетушки. Здесь, правда, перегородки были до самого потолка, и даже оштукатуренными, но все же ассоциации вызвали.
Достал из кармана ключ, но услышав за дверью возню, просто повернул ручку. Вошел и сразу же поздоровался с Федором, сидящим с книгой на кровати.
— О! Вова! — обрадовался он мне. — Сюда подселили?
— Вроде того, — подтвердил я, вываливая на пустую металлическую кровать свои вещи.
Выбрал из двух пустых ту, что стояла ближе к окну. Койки были разделены ширмами вроде медицинских, для вящей приватности, но если кто храпит то всем хана, звуку они не препятствуют. Окно, возле которого стояла койка, кстати, было заметно меньше того, которое в свое время украшало фасад музыкальной школы имени Второго Коминтерна. Его тщательно заложили кирпичом эдак на три четверти, оставив вместо былого огромного вполне скромное, да еще и с решеткой по типу тюремной.
— Федь, буфет открыт, не в курсе? — сразу перешел я к главному.
— Открыт, куда он денется, до полуночи работает. Голодный?
— А ты как думал? Как на том свете чашечку кофе в себя залил с утра с печеньицем, так и все.
— Ну так в чем проблема, пошли, — сказал он, резко откладывая книгу и поднимаясь с кровати. — Я и сам не против чайку. Можно и покрепче за знакомство, но я перед дежурством ни-ни, а завтра на смену. Вот после — это с моей великой и полной готовностью, куда там юным пионерам.
— Ну, сегодня я и сам не готов, наверное, — не очень уверенно сказал я. — И мне тоже завтра в Горсвет с утра пораньше, да еще и сфотографироваться можно.
— А чего, сто грамм фотографию засветят? — гыгыкнул он.
— Сто не засветят, но у меня друг был фотографом, как раз на документы снимал, — принялся объяснять я. — И вот мы с ним поддали плотно прямо в ателье у него, здорово так, после работы, а тут я вспомнил, что шел к нему за фото на служебный паспорт, меня в загранкомандировку отправляли, впервые в жизни.
— И чего? — заинтересовался он.
— Ну вот и снял в дрова пьяный фотограф в дымину пьяного клиента. Сразу отпечатали, утром сдал куда надо снимки.
— И?
— И потом ни один паспортный контроль по этому документу нормально пройти не мог. Все в отказ сразу шли, не ты, мол, и все, езжай откуда приехал. Хоть волком вой. И под смех трудящихся вынужден был каждый раз убеждать, что это я, просто напился до синевы. И даже рожу похожую корчить.
Федя поржал. А я между делом кровать заправил, вспомнив еще армейские навыки. Ничего так, навсегда, похоже, вколотили. Затем мой взгляд упал на балалайку, висящую над фединой кроватью. Не удержался, спросил:
— Умеешь?
— А то! — гордо сказал Федя, потянувшись к инструменту.
— Где взял?
— Да тут и нашел в подвале. Музучилище же бывшее.
Струны бренькнули у него под пальцами, и он ловко и быстро заиграл частушечный мотивчик, напевая:
— Эх раз, еще раз, "Фендер Стратакастер",
Я и песни петь могу, и ябацца мастер!
Девки, в кучу! Хер нашел!
Вы ябитесь, я пошел!
Все это завершилось кратким, но удивительно залихватским соло на струнных, равно как сопровождалось лихим притопыванием тапочками в пол.
— Ну ты и Хендрикс! — восхитился я дарованием.
— Ага! Дамы млеют, — легко согласился Федя, поворачиваясь и вешая балалайку на подобающее почетное место.
— Оно и понятно, настоящий талант никакие матюги не испортят.
— Хочешь научу? — поинтересовался он.
— Ага, спиши слова. Слуш, я бы еще в душ бы сходил, — сказал я, тормознувшись и подумав про то, что лучше сперва ножки-то помыть, прежде чем в одних тапочках идти в место, где люди едят. Не зря же в резиновых сапогах марш совершил.
— Ну давай, до конца коридора, там увидишь, — легко согласился он, заваливаясь обратно на кровать и хватаясь за книжку. — Я подожду.
* * *
Утром разбудил всех громкий школьный звонок, который, как заранее предупредил Федя, был тут вместо гудка заводского. Кому надо, тот по нему вставал, а кому не надо, засыпал обратным порядком. Такое желание было и у меня, потому что проспать удалось всего часа два. Нет, в буфете я не хулиганил и пил чай с сочнями, и страшноватого вида опасную бритву купил, и щетку, и коробку зубного порошка, затем изучал, даже наизусть учил наставление по американскому карабину, но вот потом, как задули керосинки и улеглись, тут-то и началось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23