Упоров влип спиной в стену, качнулся вперед и, чудом увернувшись от следующею удара, всем телом прижался к греку. Они стали похожи на двух запутавшихся друг в друге змей. Били короткими тычками, кусались, рвали одежду. Разум покинул бойцов, ему стало невыносимо страшно в звериных объятиях, где плоть душила плоть, чтобы выполнить непонятную уже и ей самой задачу. Впрочем, задача была очерчена довольно ясно: победить, чтобы выжить. В конце концов Заратиади удалось оторвать от себя зэка, быстро нанести удар в переносицу. Кровь хлынула двумя струйками на рубаху. Боль прояснила сознание. Следующий удар он принял на лоб, а когда грек тут же повторил правый прямой, привычно сместил корпус влево, и выверенный в десятках боксерских схваток левый апперкот, крутой и жесткий, поразил незащищенную печень.
– А! А! А!
Заратиади еще находился в пылу боя, но пораженное страшной болью тело уже молило о пощаде: «А-а-а…»
Он бессильно потек к ногам Упорова, уткнувшись лицом в землю, продолжал стонать:
– А-а-а-а…
Пожалуй, с минуту, не больше, зэк наблюдал за ним сквозь вялую дымку в глазах. Озверение прошло. Расчетливый, все взвесивший человек наклонился, поймал за отворот куртки грека, подтянул к себе, ударил затылком о стену. После бросил хрюкнувшего противника в ту же сырую грязь, что недавно они месили.
Он постоял, на границе света и тени, с бесчувственным отношением к своей будущей судьбе. От молодой пихты прилетела чечетка. Села рядом с ним, почистила перышки, приветливо глянула на него крохотными золотыми самородками глаз. Зэк подмигнул птице и тут же проводил взглядом ее перепуганный полет.
– Ты еще не победил, – произнес он, вытирая засохшую на подбородке кровь. Взял горсть холодного песка и приложил к переносице. Боль уходила, а в голове восстанавливался порядок после страшного удара каблуком в челюсть. Ему очень хотелось лечь в зеленую траву, с таким ярким коротким северным веком, и долго, без напряжения, без мыслей, глядеть в сияющее небо.
Хрипло вздохнул грек.
Упоров встал на четвереньки, вынул из-за голенища узкий якутский нож односторонней заточки, расстегнул на брюках грека ремень, выдернул, срезал пуговицы с ширинки. Грек опять застонал, но он даже не поглядел на него, продолжая осмотр. Пистолет зэк нашел в кармане трусов, которые тоже держались на специальном ремне, там же была и карта их маршрута, идущего параллельно тому пути, который он прошел в воровском побеге.
– Уверен был, гаденыш, поведу его к золоту. Дерзкий мент!
Продолжая рассуждать о профессиональных достоинствах несостоявшегося подельника, приподнял его за борта куртки, прислонил спиной к стене. Заратиади открыл глаза, огляделся.
– Почему не бежим, Боря? – Упоров стряхнул с переносицы мокрый песок. – Кого ждем?
Грека качнуло в сторону, и он едва удержался в сидячем положении.
– Убьешь меня?
– А ты думал?!
Голова грека как-то по-житейски просто повернулась, и Упоров понял – ему предлагается стрелять в затылок, Заратиади ждал…
«Понтуется, падла!» – подумал Вадим, для острастки передернув верхнюю планку ТТ. Грек не шелохнулся.
Упоров вспомнил о старшине, которого на перевале застрелил Пельмень.
– Вот что, Боря, или как там тебя в миру кличут? Куда стрелять, решу сам. Вначале поговорим.
– Не о чем нам разговаривать.
– Дурак! Я никогда в глаза не видел это золото! Подумай: кто бы меня, фраера, допустил к воровской кассе?! И убивать мне тебя не хочется. Ты – на работе. Никто не виноват, что она такая…
Грек все еще сидел, повернув голову затылком к зэку, однако после последних слов искоса глянул через плечо. Должно быть, в каждом из них шевельнулся невраждебный интерес друг к другу. Они уже рассуждали о себе хоть и с болезненным пристрастием, но не без веры. Заратиади спросил:
– Вернешь пистолет?
– Мне был предписан конец при любом исходе дела?
– Да, ты был обречен…
Злость обжигающим жаром стукнула в голову. Зэк вскинул пистолет… Грек и на этот раз сохранил себя в человеческом состоянии. Упоров облизал ссохшиеся губы, перестал смотреть на мушку. Он действительно не хотел убивать. Потом он сказал:
– Мертвому тебе не будет стыдно… Почему Морабели убежден в моей примазке к тому золоту?
– Ворье, – Заратиади с облегчением вытянул ноги. – Среди их авторитетов есть наши люди…
– Они не могли этого знать, потому что этого не было!
Грек улыбнулся открытой, но грустной улыбкой.
– Перестань на меня кричать. Это лишнее… Мы сноса вроде подельников. Надо обвалить шахту. Скажу: не прошли…
– Скажешь – отказался. Наотрез! Я хочу зарабатывать свободу.
Грек почесал голову, осторожно опустил правую руку на печень.
– У меня было предчувствие… Было! Ты мне еще в больнице не показался человеком, у которого ест капитал. Что он – начальник…
– Полковник хотел обеспечить себе шикарную жизнь, тебе – продвижение по службе, мне – пулю в затылок!
– Довольно тасовать прошлое! Я что-нибудь придумаю по ходу дела. Конечно, других векселей, кроме честного слова, у меня нет.
– Кто ложит из воров? У меня тоже есть честное слово…
– Такое не простят. Поимей совесть!
– Разве я не по совести с тобой обошелся? Кто лежит, Борис?
– У вас в бригаде – Гнус…
– За Гнуса знаю. Кто ложит воров?
– Селигер… Но шантажировать меня не надо.
– Выгнил ты, Борис, весь до основания. Людей чувствовать перестал…
Сухо щелкнул предохранитель, пистолет плашмя шлепнулся меж широко расставленных ног грека, Заратиади уронил на оружие напряженный взгляд, поднял его слегка растерянным, когда рядом с пистолетом упал кож в кожаных ножнах. Следом – ремень, горсть пуговиц, отсыревшая карта их несостоявшегося побега…
– В расчете…
Зэк повернулся, пошел походкой независимого человека, забывшего начисто о пережитом в сыром стволе заброшенной шахты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150