Вадим оценил – последнее предупреждение. Надо решать. С хрустом сцепил за спиной пальцы, взглянул в низкое небо, по которому ветер гнал в сторону тундры растрепанные тучи.
– Мне нужен твой совет…
Никандра немного расслабился, облокотился плечом на штабель крепежных стоек, сероватое лицо его покрылось легким румянцем, и крупный розовый нос перестал выделяться самостоятельной кочкой.
– Пока ты будешь им нужен…
– Но могу и не пригодиться?!
Движением блохастого пса Лысый коротко почесал за ухом, улыбнулся ленивой улыбкой:
– Можешь. Возьми в бригаду Никанора.
– Слыхал, что говорили мужики на спиногрызов?
– Не глухой. Потому и не советую тебе брать шелупонь, навроде Психа или Голоса.
– Голоса как раз и возьму.
– Интересно.
И Никандра в самом деле поглядел на Вадима с неподдельным интересом:
– А что?! Здесь ты прав. Евреев просто не люблю…
– За что?
– За что все их не любят? Завидуют, должно быть. С зависти все и идет. Голоса оставь: такой ловкий ум отдавать в чужие руки не годится.
– Дьяка тоже не годится отдавать? – Упоров улыбнулся.
– Сходка решила, – вздохнул Никандра. С ним тебе будет удобно. Это с одной стороны… С другой, постарайся, чтоб его лукавая честность не стала твоей собственной.
Упоров осторожно провел ладонью по бревну, не сводя с Никандры отсутствующего взгляда:
– Возьму, пожалуй. Деваться некуда. Перевоспитаем. Ха – ха!
– Тебя попросят взять еще двух жуликов. Блатные они – при нем.
– Одного. Хрен пройдет той шпане! И торгов не будет, иначе свалю с бригадирства. Я же – лучший проходчик на Колыме.
Мимолетом запустив в ноздрю мизинец, Лысый опять замер. Упоров наблюдал за ним терпеливо, зная – бывший бугор думает в его пользу.
– Оно-то правильно… – желтоватые глаза Никандры задержались на собственной руке, – им только повадку дай. Ты вот что, скажи Голосу – берешь его при том условии, если не будет тех двоих крадунов. Он им непременно вправит этакое важное и утешительное фуфло. Профессор, хули скажешь?!
– Протолкнуть попробую. Спасибо.
– Да ладно. Давай без нежностей. Кто ложит в бригаде, знаешь?
– Кроме Гнуса, еще Сверчок, кажется, балует доносом, Петюнчика уже нет. Все, кого знаю.
– Сверчок по мелкости и злобности душевной донести может. Легачева Федьку, шепелявый такой, из завязавших воров…
– Знаю, со мной в одной лаве был.
– Что с ним собираешься делать?
– Ничего. Новые придут – знать не будешь. Эти хоть пашут.
– Во! – Лысый остался им доволен – Всякая страсть должна отступить перед благоразумием Мужики нынче испугались. Это хорошо, но не прочно Помоги им в себя поверить. Все, Вадим. С Божьей помощью на свободе встретимся.
– Думаешь?
– Знаю. У меня бабка – гадалка, я – любимый ее внук. Давай обнимемся.
Они обнялись. И тот, который был почти свободен пошел, заслонив на какое-то время новому бригадиру серый отвал, где по берегу мутной речки копошились с лотками зэки, и синий горизонт за двумя рядами колючей проволоки. Упоров не сумел приглушил, в себе зависть к нескладно шагающему, так до конца и не понятому человеку. Хотел догнать его, пойти рядом, хотя бы до вахты. Но сдержался и стал думать о Лысом как о несчастном поселенце, ведущем Стесненную жизнь за зоной. Зависть не покинула его…
– Плохими чувствами живешь, Вадим, – сказал тогда он вслух, – радоваться надо: одним свободным стало больше!
Радость тоже не приходила: чужое, оно чужое и есть…

…Но в общем что-то менялось, хотя бы в таких осязательных чертах лагерной жизни, как отношение к хорошо работающим зэкам. Его спросил косолапый лейтенант из нового пополнения:
– Заключенный Упоров?
– Да, гражданин начальник.
– Следуйте за мной! Вас вызывает полковник Губарь.
Зэк вытер ветошью засаленные руки и, отложив в сторону колесо вагонетки, крикнул:
– Верзилов! Проследи, чтобы к обеду тачки были готовы.
– Раньше управимся. Вазелин уже свою обкатал.
Все вроде бы продолжают работать, но глаза, однако, следят за уходящим бригадиром: вызов к хозяину – не простое событие. Губарь – человек нелюдимый, на пустой базар не позовет. Может, вернется бригадир и скажет: «Амнистия! Коммунизм построили!»
А, может, и не вернется… Прошлой ночью опять воры приходили. Негрубые с виду люди. Пошептались да ушли. Не про коммунизм, поди, шептались. Заделье, значит, какое-то есть. Рисковый бугор человек. Никандра тоже не из гладких был, однако поровней нового: его угадать можно или хотя бы спросить, когда шибко невмоготу от любопытства. Этот весь открыт и ничего не видно.
…Полковник Губарь поднял глаза. Поглядел мимо зэка на портрет железного Феликса, словно сверяя будущее с рыцарем революции.
– Меня ознакомили со списками вашей бригады. Да, мы разрешили вам комплектовать ее самостоятельно. И, надо признать, состав подобран грамотно, однако… некоторые фамилии вызвали недоумение у начальника режима и у меня тоже. Подойдите ближе!
Упоров сделал три шага вперед, остановившись с вытянутыми по швам руками. В самом зэке зрело сопротивление нелепой, деревянной стойке, но он ничего не мог с собой поделать, тянулся изо всех сил.
– Вот хотя бы Ольховский. Во время войны сотрудничал с немцами, осведомитель гестапо! К тому же ему скоро шестьдесят.
– Разрешите объяснить, гражданин начальник!
Губарь кивнул.
– Ян Салич – лучший специалист по россыпным месторождениям, а вы, гражданин начальник, обещали нам в новом году технику…
– Обещал?! – полковник вытянул губы и убрал со стола руки. – С вами, однако, не разговоришься, Упоров. Допустим, он вам нужен, репутация фашистского прихвостня вас не смущает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150