» — «О чем?» — «Что здоров». — «Нет, никогда не брал. Принести?» — «Пожалуй. Ты что, сторонник наших идеалов?» — «Каких?» — «Наших! Другие партии скомпрометировали себя в Думе. А мы самые лучшие». — «Надеюсь». — «Какие задания хочешь выполнять?» — «Любые». — «Любые-любые?» — «Да! Какие дадите». — «Ну да ладно со справкой. В какое время дня ты бываешь свободен? — „Днем, с двух до пяти, и после семи вечера“. — „Может, у нас в офисе прибирать станешь? Мусора здесь не так много, окурки да бумага. Но без оплаты. На общественных началах. Я тебе комнатку небольшую выделил бы, метров пять, но с окном. Как?“ — „Хорошо! Ничего не имею против вашего предложения. Я в партию пришел не для того, чтобы условия ставить“. Я с такой легкостью с ним согласился, что он заподозрил какой-то подвох. По его логике никак не мог обычный человек так просто принять столь невыгодные и унизительные предложения. „А ты, как его, наши веники не уведешь? — прищурился он. — Нынче они больше доллара стоят. А в хозяйственной комнатке их целых три штуки! Да еще метла для улицы стоит, лопата, совок, туалетная бумага. Как ты насчет того, чтобы украсть, а?“ — „Меня это не интересует“. — „Так красиво каждый сказать может, согласен? Ладно, начинай работать, а там посмотрим. Помни: в нашей партии весь милицейский крупняк состоит! После испытательного срока, может, дам тебе ключи от хозяйственной комнатки. Но чтобы понимал главное: ты работаешь не на коммерческую структуру, а на известную общественную организацию. Если не видишь здесь существенной разницы, то, выходит, молод еще. Не дорос! Наша партия — самая многочисленная в стране. Значит, ты начинаешь трудиться на свое Отечество. Это очень почетно, парень. Не исключено, что станешь получать более сложные поручения. Например, задействуем тебя в качестве курьера или доверенного лица на важных мероприятиях. Вон у тебя какая мускулатура! Понял?“ Я кивнул головой, поинтересовался некоторыми техническими деталями — все ли помещение убирать, нужно ли мыть полы, какими средствами, где расположены мусорные бачки и так далее. Впрочем, вопросы, которые я задавал, вполне укладывались в условия эксперимента, давеча задуманного. Я искал ответ на вопрос, есть ли в политическом сословии нечто такое, оригинальное, что необходимо учесть в будущем, при построении нового генетического ансамбля, — и именно поэтому уже на следующий день начал трудиться уборщиком в офисе партии „Вперед, Россия!“. Нынешний эксперимент я не ограничил никакими сроками, терпеливо дожидаясь случая, который объяснил бы специфику партийцев, характерные признаки их гена совести. Что могло быть интересного у них для путивльцев? «Мало ли, — правда, скептически думал я, — а вдруг что-то очень даже полезное? Ведь, кроме банальных мыслей из их предвыборных призывов, должно же быть нечто непознанное, что позволяет этой породе существовать, делает ее жизнеспособной! Но что?» Дни в офисе на улице Толстого текли уныло, здесь мало что происходило, куда бы я был вовлечен. Но меня не покидала мысль, что очень скоро Землю ждет триумф биологического прогресса. Впрочем, это обстоятельство не вызывало у меня никакой эйфории. Я продолжал выполнять свои функции на обеих работах; моя добрая воля и прилежность в труде заметно сказались на чистоте партийных помещений. Они преобразились: за свои «кукольные» деньги я регулярно покупал освежающий ароматизатор, приобрел пепельницы, расставил на подоконниках горшки с цветами, протирал до белизны туалетные кабинки и унитазы. Но моя постоянная замкнутость и молчание вызывали у них настороженность и недоверие. Похоже, одни считали меня придурком, другие — затаившимся доносчиком. «Пусть этот рыжий выйдет, при нем я говорить не стану». Или: «Кто нашел этого дебила?» Или: «Вместо мытья полов этому безмозглому шкафу надо поручить скулы конкурентам выворачивать». Но мой обостренный слух cosmicus улавливал и другие реплики: «Тебе жениться время пришло. Пол драишь, как проштрафившийся муж». — «В нем столько женственности, он совсем не матерится, не пьет. Что, увлекается парнями?» — «Ему надо доплачивать. Пусть встречает наших гостей на вокзалах и в аэропортах». И эти, с людской точки зрения, оскорбительные высказывания только сильнее убеждали меня в явном превосходстве путивльской ментальности над ними . Сравнивая себя и их , я снова и снова задумывался над трагической судьбой человеческого вида и перспективой cosmicus. Одиночество дарило мне необыкновенные возможности для сравнений, однако теперь одиночеством я мог наслаждаться только на тюфяке дворницкого сарая. Сотни людей ежедневно обивали порог офисного здания партии «Вперед, Россия!». Это угнетало мое сознание. Для эксперимента мне нужен был лишь один из них — самый типичный представитель партийных кроманьонцев, а не толпы человеков из смертельно больной эпохи. И вот однажды меня вдруг вызвал к себе влиятельный функционер и спросил: «Слушай, рыжий, есть ли у тебя приличный костюм?» — «Не совсем понимаю, что вы имеете в виду, но есть китайский костюм». — «Сколько ты за него заплатил?» — «Около сорока долларов». — «А туфли?» — «Вьетнамские кроссовки» — «Цена?» — «Восемь долларов». — «И все?» — «Мне хватает». — «Где ты отовариваешься таким барахлом?» Я ничего не ответил. Он вызвал водителя и приказным тоном бросил: «Рыжего отвезешь в магазин “Калигула”. Я позвоню, чтобы его приодели. Он должен быть похож на представителя нашей партии, а не на шаромыгу. Усек? Давай, он сейчас спустится. — Потом ко мне: — В шестнадцать часов в “Шереметьево” прибывают наши гости из Екатеринбурга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62