В тот ве­чер ра­дио, еще пе­ре­жи­вав­шее по­ру сво­ей мо­ло­до­сти и на­зы­вав­шее­ся то­гда «бес­про­во­лоч­ным те­ле­гра­фом» (дик­то­ры ве­ща­ли чрез­вы­чай­но тор­же­ст­вен­но и чет­ко — ма­лей­шая их ошиб­ка вы­зы­ва­ла скан­дал), уве­до­ми­ло сча­ст­ли­вых вла­дель­цев че­ты­рех-, шес­ти- или вось­ми­лам­по­вых при­ем­ни­ков о дол­го­ждан­ной про­грам­ме: гран­ди­оз­ный кон­церт­ный ве­чер, ор­га­ни­зо­ван­ный «Пост Па­ризь­ен».
За­дол­го до на­ча­ла не­сча­ст­ный Па­ук уже за­нял свое обыч­ное ме­сто ря­дом с ок­ном Аль­бер­ти­ны, чтоб по­слу­шать му­зы­ку и пе­сен­ки. В рнних су­мер­ках, при­сло­нив­шись к став­ням, он за­стыл в гро­те­ск­ной по­зе пая­ца, по­лу­за­крыв гла­за. Па­ук спро­сил у Оли­вье, вер­тев­ше­го меж ла­до­ня­ми свой стек­лян­ный ша­рик:
— Чу­дес­ное сол­ныш­ко, а?
Ре­бе­нок роб­ко по­гля­дел на не­го. Уй­ти он не ре­шал­ся: мо­жет, не хо­тел ос­кор­бить этим ка­ле­ку, мо­жет, на­де­ял­ся при­вык­нуть к его не­при­ят­но­му при­сут­ст­вию. Мно­гие на ули­це го­во­ри­ли, что Па­ук — это «зре­ли­ще не для де­тей» и что луч­ше бы по­мес­тить его в спе­ци­аль­ное ме­ди­цин­ское уч­ре­ж­де­ние… В срав­не­нии с по­доб­ной пер­спек­ти­вой все че­ло­ве­че­ские бе­ды ка­за­лись та­ки­ми ми­зер­ны­ми! Па­ук ро­дил­ся па­ри­ей и хо­тел по­лу­чить хоть са­мое не­зна­чи­тель­ное ме­сто под солн­цем, но толь­ко ря­дом с те­ми, кто его от­вер­гал.
Чтоб не смот­реть на это ис­крив­лен­ное те­ло в ра­бо­чей оде­ж­де стран­ных раз­ме­ров, не ви­деть этих де­фор­ми­ро­ван­ных ног, скрю­чен­ных, в раз­роз­нен­ных шле­пан­цах на ве­ре­воч­ной по­дош­ве, Оли­вье ус­та­вил­ся в из­мо­ж­ден­ное, но не та­кое уж страш­ное ли­цо Пау­ка. Ин­ва­лид то­же рас­смат­ри­вал маль­чи­ка, гу­бы его раз­дви­ну­лись в не­ко­ем по­до­бии улыб­ки.
— Здрав­ст­вуй, Оли­вье, — про­из­нес Па­ук.
— До­б­рый ве­чер.
— Не ра­зы­щешь ли че­го-ни­будь по­есть, а?
— По­есть?
— Ну да, по­есть, — по­вто­рил Па­ук, по­ка­чав куль­тяп­кой пе­ред от­кры­тым ртом, — ну хоть не­мно­го хле­ба.
Оли­вье от­пря­нул, как Маль­чик с паль­чик пе­ред Лю­до­едом, и спо­ткнул­ся о кром­ку тро­туа­ра. Боль­шие чер­ные гла­за Пау­ка впе­ри­лись в не­го, в них бы­ло что-то не­стер­пи­мое, по­хо­жее на моль­бу, пол­ные гу­бы по­дер­ги­ва­лись и то­же чем-то за­во­ра­жи­ва­ли. Мо­жет, тем, что ма­не­ра го­во­рить у ка­ле­ки бы­ла со­всем не та­кой, как у дру­гих лю­дей, у тех, ко­го Оли­вье знал; ре­бе­нок буд­то не по­ни­мал Пау­ка, не на­хо­дил слов для от­ве­та, слов­но бо­ял­ся уп­ро­чить ту но­вую и силь­ную связь, ко­то­рая ис­под­воль ус­та­нав­ли­ва­лась ме­ж­ду ни­ми. Он про­шеп­тал: «Я не знаю», — но его со­бе­сед­ник не рас­слы­шал этих слов. По­том Оли­вье от­крыл ла­до­ни, чтоб по­ка­зать Пау­ку: «Ни­че­го у ме­ня нет, что я мо­гу сде­лать?»
— А вот и твой двою­род­ный брат! — ска­за­ла Аль­бер­ти­на, уса­жи­ва­ясь в крес­ло пе­ред от­кры­тым ок­ном.
И в са­мом де­ле, Жан под­ни­мал­ся по ули­це Ла­ба. Он вы­гля­дел весь­ма юным в сво­ем пид­жа­ке со шли­ца­ми на спи­не, в ши­ро­ких брю­ках и за­дор­но на­де­той кеп­ке. Оли­вье по­смот­рел на ку­зе­на, по­том на Пау­ка. Ка­кой-то тай­ный го­лос шеп­нул ему, что, по­жа­луй, бу­дет луч­ше, ес­ли Жан най­дет его уже до­ма. Ук­рад­кой взгля­нув еще раз на ка­ле­ку, маль­чик бы­ст­ро по­бе­жал до­мой.
Эло­ди, ко­то­рая, го­то­вясь к при­хо­ду му­жа, при­че­са­лась и на­де­ла ко­кет­ли­вый пе­ред­ник с обо­роч­ка­ми, еще в две­рях ска­за­ла маль­чи­ку:
— Од­на­ко же… ты ста­но­вишь­ся на­стоя­щим бро­дя­гой. Ес­ли так бу­дет про­дол­жать­ся, те­бя от­пра­вят на ка­тор­гу. Где ты опять бол­тал­ся? — И, не дав ему от­ве­тить, до­ба­ви­ла: — Уве­ре­на, что ты ни­че­го не ел!
Она го­во­ри­ла «ел» по-сво­ему, так, как про­из­но­сят это сло­во на Юге. Оли­вье за­ве­рил, что его друг «гос­по­дин Бу­гра» за­дал ему по­ис­ти­не «Бал­та­за­ров пир», и на этом за­слу­жен­ные уп­ре­ки кон­чи­лись. Ко­гда не­сколь­ко се­кунд спус­тя по­сту­чал в дверь Жан, все уже бы­ло за­бы­то.
По­ка влюб­лен­ные об­ни­ма­лись в пе­ред­ней, Оли­вье счел удоб­ным за­лезть в свой аль­ков и по­гру­зить­ся в «При­клю­че­ния Би­ко ». Чле­ны клу­ба Ран-тан-план со­рев­но­ва­лись, кто боль­ше съест ар­бу­зов, и в кон­це кон­кур­са все, как один, хва­та­лись за жи­во­ты. Оли­вье за­ду­мал­ся, что же оз­на­ча­ет сло­во «ар­буз».
Че­рез от­кры­тую дверь ему бы­ли вид­ны слив­шие­ся си­лу­эты об­ни­маю­щих­ся мо­ло­до­же­нов. Про­шло еще до­б­рых пол­ча­са, и на­ко­нец Эло­ди крик­ну­ла:
— За стол! За стол! За стол! — так по­смот­рев при этом на маль­чи­ка, буд­то имен­но он по­слу­жил при­чи­ной за­держ­ки.
Оли­вье усел­ся пе­ред та­рел­кой, раз­ри­со­ван­ной крас­ны­ми ром­ба­ми (по­да­рок ма­га­зи­на Ле­зье, тор­гую­ще­го под­сол­неч­ным мас­лом). Вме­сто то­го чтоб за­су­нуть край сал­фет­ки за во­рот­ник, маль­чик ра­зо­стлал ее на ко­ле­нях. Он на­чал мед­лен­но есть вкус­ный пи­рог со шпи­на­том и вос­поль­зо­вал­ся по­це­лу­ем сво­их ку­зе­нов, чтоб столк­нуть ку­сок пи­ро­га к се­бе на сал­фет­ку. За­тем сде­лал вид, что у не­го рот на­бит бит­ком, и при­нял­ся жад­но же­вать. Ко­гда поя­ви­лось блю­до ри­са с птичь­и­ми по­тро­ха­ми, сбро­сить часть сво­ей пор­ции ста­ло уже труд­ней — ку­ша­нье бы­ло по­ли­то со­усом. Тем не ме­нее Оли­вье уда­лось ста­щить не­сколь­ко ку­соч­ков мя­са и хле­ба. Он твер­дил: «Ах, как я про­го­ло­дал­ся!», — а Жан от­ве­чал: «Это бо­лезнь не вред­ная». Вре­мя от вре­ме­ни Оли­вье пря­тал ру­ки — они бы­ли гряз­ные, жир­ные, и это его сму­ща­ло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108