То, что при таком обилии работы у меня нет времени заниматься еще и молоденькими девчонками, ведь яснее ясного, или как, по-вашему? И в восемь мой рабочий день ведь не заканчивается. Довольно часто мне еще звонят, потому что где-то застрял лифт или кто-то потерял ключ от квартиры. Но это все мелочи. Лифт я, как правило, привожу в порядок в считанные минуты, а к замку в каждой квартире у нас есть запасной ключ. Некоторым жильцам это не очень нравится. Они, наверное, думают, что во время их отсутствия я шарю по их квартирам. Нет, я не из таких. Я всегда говорю Герти: <Частная жизнь жильцов нас не касается. Пока они исправно вносят квартплату и не мешают своим шумом другим, пусть мне веселятся хоть до утра>. А если кто-то уехал и у него вдруг прорвало трубу — видали мы и такое, — то мне только спасибо скажут, что я сам вошел в квартиру и смог предотвратить худшее. Все это относится к кругу моих обязанностей, экономит время и мастеров — вода, электричество, плохо закрывающиеся и открывающиеся двери, клапаны радиаторов или уже упомянутые медные таблички для почтовых ящиков.
И вот, значит, я стою в подъезде и хочу прикрутить эту самую табличку, как входит Ванесса. Я, как обычно, взял только первую букву имени. Я всегда так делаю, чтобы одиноким женщинам жилось спокойнее. Всякое ведь бывает. Есть же такие мерзавцы, они выискивают имена по телефонной книге и докучают бедняжкам неприличными звонками. А наши таблички как раз предотвращают это.
Короче, Ванесса зашла в подъезд, увидела, что я делаю, и, конечно, остановилась возле меня. На ней были туфли без каблуков, такие с очень плоской подошвой, поэтому она была даже чуть ниже меня. Она спросила, не дворник ли я, и улыбнулась, когда я кивнул ей в ответ. Боже ты мой, такой улыбки я никогда еще не видел, она озарила меня с головы до пят. Если я говорю: Ванесса была красавицей, то, поверьте, нисколько не преувеличиваю.
Вы можете возразить мне, что у каждого есть свое собственное представление о красоте. Да, пожалуй, это так, однако не думаю, чтобы и другие нашли в Ванессе хоть какой-нибудь изъян. И когда она улыбалась, это было так, как будто перед тобой стоял ангел. Длинные волосы, белокурые и мягкие, как шелк, глаза такой голубизны, которой могло бы позавидовать само небо, маленький алый ротик. Он всегда отливал чем-то бархатисто-влажным, но совсем немножко, в самый раз, чтобы заставить тебя приковаться к нему взглядом. Потом шея, фигура, руки, ноги… Ей-богу, все в ней было совершенно.
Она посмотрела на табличку на своем почтовом ящике, спросила, почему я сократил ее имя. Я объяснил ей, и она снова улыбнулась, быть может, потому, что мой голос звучал немного хрипловато и мне пришлось два раза кашлянуть, прежде чем я вообще смог ответить ей. Очевидно, она хорошо знала, какое впечатление она производит на мужчин. И она знала также, что может получить от них многое, если будет только улыбаться. А если к тому же она еще и прикоснется к мужчине, то получит от него последнюю рубашку. С брюками впридачу.
Она дотронулась своими пальчиками до моей руки, не до рубашки, прошу заметить, — я закатал рукава, в тот день было довольно жарко. Тут меня прошиб пот, и я почувствовал, что внизу у меня что-то зашевелилось. Ох, как мне было стыдно, она ведь не могла не видеть, что мои брюки вдруг оттопырились. А она все улыбалась, легонько водила своими пальчиками по моей руке вверх-вниз.
Ей все же хотелось бы, чтобы ее имя полностью стояло на табличке, сказала она. Это же красивое имя, не нахожу ли я тоже, что Ванесса красивое имя, были ее слова. Тут я чуть не спросил, а было ли в ней вообще что-нибудь не красиво. Едва-едва сдержался, чтобы не спросить. И потом я сделал для нее новую табличку.
Рассчитываясь с домоуправлением, я просто сказал, что при первой гравировке допустил небольшую ошибку. И хотя до тех пор со мной такого не случалось, мне сразу поверили и не докучали лишними расспросами. Вообще-то, домоуправление у нас немножко прижимистое, а медные таблички не такие уж дешевые.
Только вечером у меня появилась возможность прикрепить табличку. С полной уверенностью могу сказать вам, что я не специально подстроил так, чтобы заниматься этим делом как раз в тот момент, когда Ванесса будет возвращаться домой. К тому времени я ведь совсем не знал, где и кем она работает и когда у нее заканчивается рабочий день. Во всяком случае я снова оказался в подъезде, когда в него зашла Ванесса. Она остановилась, чтобы полюбоваться моей работой. И когда я сообщил ей, что сам гравирую имена, она сказала в мой адрес несколько добрых слов на предмет моего умения и художественного таланта.
Потом она спросила, принимаю ли я квартиры, когда из них выезжают жильцы. Я мог бы просто ответить <да>, но мой голос снова был таким сиплым, что я только кивнул. И тогда она спросила, не заметил ли я трещинку на раковине умывальника в ее ванной. Это прямо-таки ужас, сказала она. Я не мог вспомнить никакой трещины. И я до сих пор уверен, что будь там такая, то она попалась бы мне на глаза. И если не мне, то моей Герти. Мы всегда вдвоем принимаем квартиры, потому что две пары глаз видят больше, чем одна. Знаете ведь, какие хитрые бывают жильцы, они становятся как раз так, чтобы закрыть пятна на ковролине или царапины на дверях. Один такой хотел подсунуть нам треснувшую крышку на унитазе, нацепил на нее мохнатый чехол и говорит, щедрец этакий, оставляю, мол, его вам. Но Герти не проведешь, она видит людей насквозь, раскусила и его.
Помню, я стоял в подъезде с Ванессой и задавался вопросом, а что бы ей сказала на это Герти. Наверное, что Ванесса сама уронила что-нибудь в раковину.
1 2 3 4 5 6 7