Тревор и Джордж затянули свою любимую песню про выпивку и все, что с ней связано. Дело в том, что Тревор больше не пьет. Джордж это явно не одобряет, особенно с тех пор, как Тревор объявил, что находится в «восстановительном периоде» (это также, по мнению Джорджа, никак не может быть одобрено), и считает необходимым трендеть о своей «проблеме» при каждом удобном случае.
– Как алкоголик, находящийся на стадии воздержания от спиртного, я могу заявить, что мне нет никакого дела до всех алкогольных напитков, находящихся на этом столе, - многозначительно заявил Тревор. - На самом деле я получаю удовольствие уже от того, что вы получаете удовольствие, употребляя эти напитки.
– Очень мило с твоей стороны, - заметил Джордж и добавил: - Только нам на это глубоко насрать.
Тревор запротестовал и попытался сказать, что он только лишь хотел сказать, что… Тут Джордж перебил его и заявил, что тот может не утруждать себя объяснениями, а еще лучше, если вообще заткнется.
– Понимаешь, Тревор, - сказал Джордж, - я вот как к этому делу отношусь: ну, не пьешь ты больше. Это хорошо. Хотя, если честно, ты и раньше не особо злоупотреблял. Но ведь теперь ты совсем излечился от пагубного пристрастия. Так нельзя ли уже прервать нытье по этому поводу? Давай лучше выпей с нами. Ты же теперь нормальный здоровый человек.
– В этом-то все и дело, Джордж. Понимаешь, алкоголизм - он ведь неизлечим. А я - алкоголик. И алкоголиком останусь до конца дней своих. Я могу хоть пятьдесят лет в рот не брать спиртного, но от этого не перестану быть алкоголиком.
Такую психоаналитическую казуистику Джордж ненавидит больше всего.
– Ну так заткни тогда свой фонтан и пей вместе с нами, твою мать! - сказал он, причем так громко, что посетители за соседними столами отвлеклись от еды и разговоров и дружно повернули головы в нашу сторону.
В этот момент я уже собрался было перевести разговор на волнующую меня тему сперматозоидов, причем не только из личного интереса, но и для того, чтобы разрядить обстановку. Помешал мне в этом опять-таки Джордж. Сорвав злость на Треворе с его навязчивой идеей алкоголизма, он посчитал, что теперь имеет полное право сесть на своего любимого конька. На свет были извлечены и продемонстрированы нам очередные изображения малютки Катберта. Я всегда полагал, что таскать с собой пачку фотографий своего ребенка и показывать их каждому встречному и поперечному - это чисто женское занятие, а вести себя так в сугубо мужской компании означает ломать естественный ход вещей и нарушать все писаные и неписаные тендерные законы. Но, видимо, я все-таки здорово отстал от жизни и не уследил за тем, с какого именно момента все мы, мужики, превратились в нянек и кормилиц. Терпеть не могу популярные в восьмидесятые годы плакаты, на которых изображались мускулистые мужские торсы и сильные руки, нежно баюкающие младенцев. Мне они всегда казались омерзительно слащавыми и идиотски сентиментальными. Впрочем, это мнение я старался держать при себе; может, предполагал я, это всего лишь неправильная реакция в силу неразвитости собственных эмоций?
Что же касается фотографий малютки Катберта, то не могу не признать, что он мало-помалу становится похожим на человека. По крайней мере, столь ярко выраженная в первые месяцы жизни членообразность уходит безвозвратно. В облагораживание его облика вносят свою лепту и шикарные шмотки из «Бэби Гэп». Джордж пожаловался, что одежка для Катберта стоит дороже, чем его собственная. При всей любви к сыну он находит это некоторым перегибом и излишеством. Я-то вообще не понимаю, на кой черт маленьким детям, а тем более младенцам, покупают дорогую дизайнерскую одежду от модных домов. Дети блюют на нее, валяются в грязи, а если говорить о младенцах, то они в эти шмотки еще и писают, и какают. Маразм, причем глубокий и массовый. Даже Джорджа это проняло настолько, что он пообещал серьезно поговорить на эту тему с Мелиндой. Тревор, в свою очередь (а он у нас парень весьма элегантный), сказал, что мы с Джорджем просто серые мещане и обыватели и что он был бы счастлив, если бы его бойфренд обладал хотя бы половиной того вкуса и умения носить хорошие вещи, какие присущи малютке Катберту. На это Джордж возразил, что Тревору-то легко рассуждать с чисто теоретической точки зрения. Он, как «голубой», едва ли когда-нибудь столкнется лицом к лицу с этой проблемой и испытает, насколько разорительно для семейного бюджета рождение ребенка. Тревор заявил, что Джордж зря говорит так безапелляционно: с нашим лейбористским правительством никогда не знаешь, в какой стране проснешься завтра. Вполне возможно, что дело скоро дойдет и до радикального изменения закона об усыновлении.
О господи. Это же ужас какой-то. Вполне возможно, что даже Тревор обзаведется детьми раньше, чем я. И это при том, что он педик.

Моя дорогая Пенни!
Прошу прощения, что не писала тебе последние несколько дней. Настроение у меня совсем испортилось, и я не могла заставить себя даже сесть за дневник.
Помнишь, я уже писала тебе, что Сэм не слишком тактичен и заботлив? Ну, я-то полагала, это из-за того, что сексуальная сторона нашей жизни приобрела в последнее время несколько медицинский оттенок. Я могу понять, что моя постоянная озабоченность тем, как бы наконец забеременеть, может охладить его чувства ко мне и даже в какой-то момент оттолкнуть от желания близости. Ну, я и решила с ним объясниться начистоту. Я даже попросила прощения за то, что в последнее время наши сексуальные отношения стали более напряженными, и призналась, что виновата в этом только я, потому что слишком много внимания уделяю своей главной проблеме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151