Хупер только головой мотнул.
– Ну, боялся, что расшибусь. Гляди – вода, и куда-то она течет.
– Почему это?
– Она всегда куда-то течет. Все ручьи, все реки – всегда. Если мы пойдем за ней, мы отсюда выйдем. Так?
– Откуда ты знаешь?
– Это само собой ясно.
– Почему? Может, никуда она не выходит, а забирается все глубже в лес.
– Много ты понимаешь! Голова! Она именно выходит, и мы ее даже видели – под мостом, в деревне, соображаешь?
– Так, может, то другая.
– Нет, она самая. – Хупер поднялся. – Ну, пошли туда. Тут плохо пить, полно водорослей.
– Ты выпачкался. Все штаны заляпал.
– Ну и что? Пошли.
Киншоу не двинулся с места. Конечно, он хотел выйти из лесу не меньше, чем Хупер. Только не вместе с Хупером. И потом, он сомневался, что, если идти вдоль реки, точно выйдешь из лесу.
Но вообще-то не все ли ему равно, что делает, куда идет Хупер? Когда они выберутся отсюда, Хуперу дорога – домой. Киншоу возвращаться не собирался.
– Ну, пошли! Чего стоишь?
– Хочу и стою.
Хупер встал и оглянулся. Он сказал:
– Будешь стоять, один останешься. И чего хорошего? Умрешь тут, никогда не выйдешь.
– Почему это? Я не хуже тебя дорогу найду.
– Надо вместе держаться. А то опасно.
– Все из-за тебя. Это мы из-за твоей дурацкой игры заблудились,
– Заткнись ты. Лучше иди за мной.
Киншоу все стоял. Ему вдруг захотелось повернуть и пойти в другую сторону. Наудачу. Но он пока не понял, хорошо это или нет, что они воду нашли. Еще неизвестно, легче ли будет идти, может, даже наоборот, и ведь мало ли какие еще препятствия встретятся. В лесу они уже начали разбираться, пока шли поверху. А тут все другое.
Пахло паром, сыростью, как в джунглях, и был еще один запах, гнилой, сладкий. Нечем было дышать. Киншоу захотелось снова взобраться наверх и потом еще взбираться – выше, выше, на высокий вяз, пока не станет видно небо. Они проторчали тут уже целую вечность. Река лениво текла между крутых заросших берегов.
– Ну, ты идешь или нет? А то ведь я сейчас пойду, Киншоу, и плевать я на тебя хотел.
Киншоу знал, что никуда Хупер не денется. Хупер перепугался грозы. И теперь ни за что не захочет оставаться в лесу один. Киншоу не ответил, но снова пошел за ним, очень медленно.
Они пробирались через заросли вдоль реки долго, может, две мили прошли, и все оставалось по-прежнему. Очень грязно и скользко. Тут не водилось ничего – ни птиц, ни бабочек. Как в темном сыром туннеле. Вокруг вылезших корней рос дикий чеснок и ужасно вонял.
Вдруг Хупер встал как вкопанный.
– Ну, чего там?
– Ничего.
– Чего же ты встал?
– Надоело.
– Что?
Киншоу поравнялся с ним. Впереди было все то же – туннель.
Хупер разворчался:
– Никуда мы не выйдем, никуда она не выводит, тут все темней и темней. Дрянь какая-то.
– Сам же сказал: надо по берегу идти.
– Ну и что? Я передумал.
– Не идти же теперь обратно.
– Почему это?
– Да потому, что обратно вообще не ходят. И там мы ведь тоже не могли выйти из лесу.
– Откуда ты знаешь?
– Ну были же мы там.
– Мы не везде были. Можно опять наверх взобраться.
– Ну давай. Хоть сейчас.
– Нет, тут колючек полно. Хочу обратно.
– Это черт-те куда переть.
– Пусть. Хочу обратно.
– Ну, давай я первый пойду, раз ты боишься.
– Мне тут плохо, Киншоу. Противно. Жуть.
– Ты как маленький. Она же нас выведет, сам сказал.
– Хватит тебе, заладил: сказал, сказал.
– Но ты сказал. Учти.
Киншоу отпихнул его и прошел вперед. Подумаешь, дело большое – Хупер. Он теперь знал, как с ним обращаться.
Покуда хватал глаз, тянулся зеленый туннель. Киншоу это тоже ненравилось, но не обязательно обо всем рассказывать. Раньше он сам чуть не предложил вернуться или подняться наверх. А теперь он хотел только вперед. Решить что-нибудь, взяться и вдруг не кончить – он такого терпеть не мог. Он все любил доводить до конца. И потом – он опять вышел вперед, опять стал главным и уступать свое место не собирался. А Хупер пусть идет за ним, если хочет.
Они снова пошли. Но прошли немного. Река свернула и долго текла под низко нависавшим боярышником. Тут приходилось взбираться повыше, цепляться за корни, за стволы, чтоб не упасть, изгибаться, продираться боком. Но потом кусты кончились, и вдруг они очутились на открытом месте.
Река тут расширялась, растекалась между стволами и наливала заводь. Крутые берега постепенно делались все ниже, и здесь они вовсе сошли на нет, вода сравнялась с землей. Здесь стало гораздо светлей. Росли одни вязы – очень высокие, не частые, и листья только в вышине, у верхушек.
За заводью река опять текла и текла, исчезала, и там, вдали, был густой кустарник.
– Смотри, как бассейн, – сказал Киншоу.
– Вроде. Только маленький.
– Как думаешь, его специально вырыли?
– Не знаю. Нет, наверно. Ой, смотри-ка – следы от копыт. Полно. Наверно, сюда олень приходил.
– Я же говорил.
Они на минуту замерли, почувствовав, что добрались куда-то и теперь непонятно, как дальше быть. Кажется, до конца леса ближе не стало, кругом была чаща.
Потом вышло солнце и наполнило поляну бледным, желто-зеленым светом. Вода в реке и в заводи сделалась совершенно прозрачная.
– Я придумал! Я плавать буду!
Хупер стянул с плеч сумку и швырнул на землю. Он содрал с себя всю одежду и разбросал как попало по траве. Киншоу на него смотрел. Он не двигался. Ему было не до глупостей. А Хупер опять про все забыл и только наслаждался приключеньем. Он голый побежал к реке, мелькнув среди стволов, будто какая-то белая зверюшка, прыгнул в воду, пустив взрывы брызг, и начал плескаться, скакать, танцевать, колотить руками.
– Киншоу, иди сюда! Ой здорово!
Он взбивал руками фонтаны.
– Ну, чего ты?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57