Я тебя убью.
Киншоу поглядел вокруг. Он сказал мирно:
– Успокойся. Если хочешь знать, никакой я не нашел дороги. Я понятия не имею, где мы.
И снова стал следить за водой в кружке.
Глава восьмая
– Киншоу, уже темнеет.
– Вижу.
– Асколько времени?
– Свои часы иметь надо. Я не нанялся тебе время говорить.
– Папа мне на рождество часы подарит. Золотые. С римскими цифрами. И число будут показывать. И в темноте можно смотреть. Дико дорого стоят. Пятьдесят фунтов, что ли. Даже дороже.
– Ври больше. Таких и часов-то не бывает.
– Нет, бывают, бывают! И за сто фунтов бывают, и еще дороже. Много ты понимаешь!
– Никому отец не станет часы за пятьдесят фунтов покупать.
– А мой купит, потому что он говорит, я для него важней всего на свете. Он мне что угодно купит.
Киншоу умолк, сраженный самонадеянностью Хупера.
День выцветал и выцветал, он высасывал краску из кустов и деревьев, пока все кругом не стало как старая фотография – блекло-бурым. Было очень тихо. И еще совсем тепло.
– Ну ладно, сколько времени?
– Девятый час. Почти двадцать минут.
Киншоу почесал голову.
– У тебя гниды.
– Это комары кусаются.
– А надо сделать костер побольше, и они отстанут. Комары огня не любят.
– Нет, это они от дыма дохнут.
– Ничего они не дохнут, просто они не любят огня и улетают.
– Нет, дохнут, даже видно, как падают. Они задыхаются.
– Еще мотыльки налетят.
– Ну, хватит. Дались тебе эти мотыльки.
– Если хоть один мотылечек по тебе поползет, ты сразу уписаешься со страху.
– Я говорю – хватит.
– Ага, испугался!
– Отстань.
– А по правде?
– Что?
– Боишься?
– Чего мне бояться?
– Ну вообще. Вот темно будет.
– Не боюсь.
Хупер всматривался ему в лицо и соображал, врет Киншоу или нет. Он сидел у самого костра.
– У тебя шишка вскочила. Темная.
– Все из-за тебя.
– Что глупости болтаешь. А болит?
Хупер поднял руку и внимательно ощупал шишку.
– Когда надавишь – больно.
– Ой.
Киншоу все расчесывал комариные укусы.
Он сам поймал рыбу. Сперва он собирался проткнуть ее ножиком, но когда вытащил из воды – не смог. Еще не сразу умрет, и вдобавок он в крови выпачкается. Если, конечно, у рыб есть кровь. Тут он сомневался. Непохоже вроде.
Рыба попалась большущая, в темных полосах поперек живота. Киншоу пришлось просто оставить ее колотиться на траве, а самому отойти.
– Где она?
– Сейчас умрет.
– Надо было разрезать.
– Сам попробуй.
– Мне плохо. У меня голова болит.
– Ах, утрись слюнявчиком!
– Я чуть не умер, потому что ты ушел и меня бросил, вот умер бы я, и ты был бы убийца, нечего одному в лес уходить. – Хупер все больше себя жалел и под конец даже всхлипнул.
– Отсохни, ты же не умер, подумаешь, ударился.
– Сволочь ты.
Киншоу вытаращился на него, в бешенстве от такой несправедливости. Но он не знал, как обрезать Хупера, и смолчал.
– Рыбу не оставляют задыхаться. Это все равно что убийство. Это ужас.
– Почему? Не все равно – так или ножом?
– Нет, не все равно, каждый тебе скажет. Так ей хуже. Ты сволочь.
Киншоу отошел за валежником для костра. Когда он подошел к рыбе, она была уже дохлая. Он старался не думать о том, как она билась и извивалась без воды. Он ее подобрал. Она была тяжелая и скользкая.
– Теперь голову надо отрезать.
– Нет, не буду я, я ее палкой проткну. Получится вертел. Так делают.
– А кишки! Их же не едят.
Киншоу засомневался. Потом сказал:
– Мы с нее будем куски срезать, А кишки – пусть. Мы до них не доберемся.
– А вдруг она ядовитая?
– Ядовитых рыб не бывает.
Но рыба получилась невкусная. Кожа на ней вся сгорела, а сразу под кожей она осталась холодная и сырая. Хупер откусил кусок, чуть-чуть пожевал и выплюнул обратно в траву. Киншоу больше съел. Но в конце концов загорелась палка.
– Дикая гадость. Ты, Киншоу, ничего не умеешь.
– Жарил бы сам.
– Ты должен за мной ухаживать. Я больной.
– Ах, какая малышка, тю-лю-лю!
– Вот погоди, погоди...
Киншоу открыл свой ранец и рюкзак Хупера, и они съели немного печенья и почти все помидоры.
– Завтра буду паек выдавать, – сказал Киншоу. – Всю еду буду делить. Ее ненадолго хватит.
– А потом что?
– Потом мы уже выйдем.
– А если нет?
– Выйдем!
– И зачем мы только сюда пришли!
– Тебя никто не просил, сам увязался.
– Это мы из-за тебя заблудились.
– Ничего подобного. Это ты начал носиться как идиот.
Вдруг, сразу, погас день. Только что Киншоу смотрел наверх и видел в дальней высоте светлые щелки неба, а через минуту они исчезли. Трещал и прыгал огонь.
– Они уже домой едут, – Хупер сказал. – В поезде сидят.
– Наверно.
– Скоро нас искать начнут.
– Нет, не будут они. Сегодня не будут.
– Почему это? Еще как будут.
– А с чего они догадаются, что нас в постелях нет? Вернутся поздно и не посмотрят даже.
– Миссис Боуленд скажет.
– Нет, она в четыре уходит. Она подумает, мы гулять пошли или еще куда. Ей-то что? Никто и не узнает.
– Твоя мать всегда приходит к тебе прощаться. Знаю. Сам слышал. Целует на ночь, как маленького.
– Заткни фонтан. Вовсе она не всегда приходит.
– Нет, всегда. Мм. Чмок, чмок. Тю-лю-лю. Ах ты моя пуся, ах ты моя киса, мой паинька. Мамочка любит свое солнышко. Баю-баюшки-баю, спи-усни. И так каждый вечер.
– Ну да, у самого-то матери нет!
Но Хупер и бровью не повел.
– А на кой она мне?
– Ну ты скажешь!
– Когда отец есть – лучше. У кого нет отца, тот дерьма не стоит.
Киншоу встал и подошел к костру поближе. Хупер на него посмотрел. В правой руке Киншоу держал длинную толстую палку. На секунду оба замерли. Он увидел, как у Хупера вылупились глаза.
– Попробуй только стукни!
Киншоу поглядел на него с презреньем и швырнул палку в огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57