А кабинет он попросил освободить сегодня же, видите ли, ему работать негде.

Охотник

Установить владельца серебристого «Лексуса» не составило труда. Пыляев Дамиан Никанорович. Вот так сюрприз. Сапоцкин не знал, как относиться к подобному сюрпризу, но, честно говоря, был рад повидаться со старым знакомым. Вот, правда, повод для встречи не самый радостный, но тут уже ничего не попишешь.
Нарушая все правила, Антон не стал вызывать Пыляева на допрос, а пригласил по старой памяти на «чашечку пива». Пить это самое пиво Сапоцкин не собирался, как и забывать о деле, просто в кабинете нормального разговора не получилось бы. К месту встречи Пыляев подкатил на машине, и Сапоцкин ощутил мгновенный укол зависти – серебристая заграничная птица, не чета его «шестерке», деньги на которую Антон собирал два года.
– Привет! – Пыляев почти не изменился, хоть не виделись они уже лет десять. Сапоцкин мысленно прикинул – вышло, что даже больше, чем десять.
– Привет.
– Как дела? – За Димкиным вопросом стояло не желание узнать, как он, Сапоцкин Антон, прожил эти годы, а интерес, с какой это радости ему вдруг захотелось встретиться.
– Нормально. Садись. Или не по чину в забегаловке сидеть? – Проклятая зависть все-таки выбралась наружу и теперь тихо радовалась, довольствуясь мелким укусом. Пыляев молча плюхнулся на пластиковый стул. А в универе он попроще был, безо всех этих костюмов, рубашек, галстуков и машины, на которую Антону в жизни не заработать. К столику моментально подлетела девица, старательно улыбалась, демонстрируя кривоватые и желтоватые зубы, и бросала в сторону Пыляева довольно-таки откровенные взгляды. А Сапоцкину сказала, что у них самообслуживание и что она не официантка, чтобы заказ на столик таскать. Антон с трудом дождался, пока та уберется к себе, за стойку.
– Ты Красилину знаешь? – Беседу он хотел начать не так, но проклятая зависть, с которой Антон все никак не мог сладить, диктовала свои условия.
– Кого?
– Красилину. Ингу. Вадимовну, – четко повторил Сапоцкин.
– Ну знаю. Только насчет отчества не уверен. Рыжая и с веснушками?
– Угу. Рыжая и с веснушками. – Веснушки Антон заметил на фотографиях – выбираясь из черепной коробки, пуля раз и навсегда стерла их. И личико стерла, только волосы и остались, рыжие, точно мандарины, кудряшки. Димка молчал, а Сапоцкин не знал, что говорить дальше. Наверное, лучше в кабинете было бы, там сразу понятно, кто есть кто. А здесь…
– Ну, выкладывай, что случилось.
– Какие отношения связывали вас с Красилиной Ингой Вадимовной? – Антон сам ненавидел себя и за зависть, и за жуткий официоз, который являлся продолжением этой самой зависти, и за подозрительность, и за то, что старый приятель как-то в один момент перестал быть старым приятелем и перешел в разряд подозреваемых. Пыляев не дурак, небось понял уже, куда дело катится, но фасон держит, дежурно улыбается и молчит. Пауза затягивалась, и с каждой минутой Антону становилось все более неловко, более того, он чувствовал себя виноватым.
Молчание нарушил Димка:
– Антоха, давай так: ты мне рассказываешь, что там у тебя случилось, а я отвечаю на все твои дурацкие вопросы. Отвечаю, как положено, честно, четко и от души.
Пыляев выдвинул ультиматум, можно хоть тысячу раз прикрываться всякими там вежливыми отговорками, но так и есть. Либо Сапоцкин играет по Димкиным правилам, либо Димка уходит, и тогда Антону придется действовать официальным путем: повестки, допросы, на которых Пыляев будет молчать из чистого упрямства, – Антон еще с универа помнил, насколько тот упрям, – а еще, не дай бог, адвоката приволочет, с него станется.
– Ладно. Слушай. – Сапоцкин понимал: то, что он собирается сейчас сделать, – незаконно, но, черт побери, он скорее свой кактус без майонеза сожрет, чем поверит, будто Пыляев маньяк. – Красилина Инга Вадимовна была убита…

Пигалица

Наконец все разошлись. Сначала Гошик с Лапочкой. Потом Владимир, которого я окрестила Херувимом, – а что, есть у нас Дьявол, пускай и Херувим будет, для пары. За ними остальные потянулись, Толик ушел последним, он единственный, кто предложил свою помощь, но я отказалась, не потому что гордая слишком, просто… Сама. Я все должна сделать сама. Собрать личные вещи, как приказано. А что делать, если весь кабинет одна большая личная вещь? Стол я выбирала, когда мы только-только открылись, тогда вся «Скалли» в двух комнатах умещалась – в одной мы с Гошиком и Дамиан, а в другой – фотолаборатория. И не было никакого Владимира Владимировича, и Лапочки, и Светочки, втроем пахали. Круглосуточно. Валились с ног, питались хлебом, запивая водой из-под крана, потому что сбегать за колбасой времени не было. Считали копейки и праздновали первый успех. За этим самым столом праздновали. Стул тоже мой, с распродажи: кто-то пролил кофе, и из-за пятен стул уценили. Мои книги. Журналы, календарь за позапрошлый год, фотография Степана – потерпи, дружок, я скоро вернусь. Желтый цыпленок в корзинке – пасхальный подарок самой себе, и кружка с отбитой ручкой и жизнеутверждающей надписью «Никогда не сдавайся». Ради надписи я ее и приобрела.
Не сдавайся. А как? Плохо работала. Не умею. Нет образования, и мыслю я шаблонно. Обида душила изнутри. Обида и осознание собственной ненужности. Слезы сами полились из глаз. Хорошо, что все ушли, стыдно плакать. Я сильная. Я переживу. Развод пережила, и это тоже. Ерунда. Нужно верить, что все будет хорошо.
Успокоиться.
А слезы капают.
– Эй? Пигалица, ты чего? Ревешь, что ли? – Ну, естественно, он тут как тут – Пыляев, Хромой Дьявол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15