Ну надо ж было так попасться. Дура, дура, дура… а эти-то радуются. У самих небось списочки любовников побольше моего будут, только они умнее… нет, не умнее, везучее. Ничего, я свое еще возьму, я их всех прижму… всех.

Дуся

– Итак, что мы имеем? – первой, как ни странно, заговорила Лизхен. Тишина, воцарившаяся было после ухода Акима Андреевича, разом наполнилась гомоном. Они заговорили одновременно, стараясь перекричать друг друга, залаяла испуганная Тяпа, заорала матом Ника, застонала, хватаясь за голову, Лизхен. А я мяла в руках бумажный конверт, в котором лежал ключ.
Завтра я верну себе Толстого Пта. Исправлю несправедливость, которая была допущена много лет назад, и моя жизнь переменится. Горечь и тоска постепенно уходили. Этот последний, пожалуй, единственный нужный мне подарок словно примирил со случившимся.
– Это у нее мотив есть! У нее! – Нике все же удалось перекричать остальных. – Алка, сама прикинь, она ж вся в шоколаде! Ей при любом раскладе бабла больше всех достанется! Это нам задницы рвать придется, чтоб копейки свои получить!
– Ника, подбирай, пожалуйста, выражения.
– А что? Алла, она, хоть и дура, верно говорит, – поддержала Веронику Ильве. – Дуся действительно получила больше всех, а значит, и Гарика убрать ей было выгоднее всех.
– Я не знала о завещании, – ненавижу оправдываться, но и молчать, когда в таком обвиняют, не могу. Не поверили. Ильве выразительно хмыкнула и произнесла:
– Ну да, Дуся, которая в курсе всех дел Игоря, вдруг не знала о завещании.
– А может, она и вправду…
– Топочка, ты лучше псинку свою уйми и не лезь во взрослые беседы.
– Действительно, Дуся, – мягко поддержала остальных Лизхен. – У вас и вправду имеется мотив. Только у вас…
– Неужели?
– Я лишилась супруга, которого любила, и осталась фактически ни с чем…
Я не хотела этого говорить. Я не люблю заглядывать в чужие жизни и уж тем паче вытряхивать перед всеми чужое грязное белье, но еще немного, и они договорятся. Они поймут, что сделать убийцей меня – выгодно, и найдут способ убедить в этом прочих. Поэтому, глубоко вдохнув и сжав конверт-треугольник так, что жесткие грани ключа, прорвав бумагу, впились в ладонь, я сказала:
– Игорь просил меня собрать информацию о некоем Викторе Горицыне. Возраст двадцать шесть лет, образование – высшее незаконченное, пятый курс юридического факультета МГУ, работает младшим сотрудником в небольшой частной компании, формально на хорошем счету.
С каждым словом Лизхен краснела все больше. Книжка, выскользнув из рук, громко шлепнулась на пол, и Ника, подняв, протянула:
– На, подруга, держи. А ты, оказывается, не совсем отмороженная…
– Заткнись! – зашипела Лизхен. – Он просто друг! Друг детства, и все!
– Ну да, конечно… Дуся, ты договаривай, договаривай, может, и вправду друг?
– Может. Я не успела выполнить просьбу, точнее, лишь передала ее службе безопасности, кстати, просьба была не единственной. Вторая касалась повторного анализа на отцовство, который следовало бы провести, не информируя вас, Ильве.
– Ур-р-род!
– Третья – финансового положения фирмы «АллКон», а именно последних заключенных ею контрактов. Извините, Алла Сергеевна, но Гарик считал: то, чем вы занимаетесь, можно квалифицировать как мошенничество. Четвертым пунктом шло некое десятилетней давности судебное дело, в котором свидетельницей проходила Татьяна Топина, пятым – наблюдение за квартирой Вероники. Не той, где вы сейчас проживаете, а той, которую сняли примерно полгода назад.
На ладони останутся следы, некрасивые красные полоски или даже синяки, но если отпустить ключ, смелость уйдет, и я никогда не скажу им то, что должна. Точнее, не столько должна, сколько хочу сказать.
– К сожалению, мне не удалось выполнить ни один из пунктов. Но подозреваю, что мотивы были у всех.
– Дуся, а я и не предполагала, что ты такая сволочь, – Ильве ответила за всех. – Завистливая сволочь. Про всех накопала, радуйся…
– Знаете, – громко сказала Алла Сергеевна. – Пожалуй, нам действительно имеет смысл обратиться к специалисту. Я не хочу говорить за всех, лишь за себя, но, судя объективно, лично у меня разобраться в происходящем вряд ли получится.

Топочка

Не получилось. Ничего у них не получилось. Не надо было приходить. Она как утром проснулась, сразу и поняла – не надо. Это когда из крана вода со ржавчиной потекла, а еще паста, выскользнув из рук, завалилась под ванну, и Тяпа в коридоре написала, а Мишка увидел. Орал. И на Тяпу, и на нее. Он всегда орет, страшно становится, прямо хочется уши руками заткнуть и завизжать громко-прегромко, чтобы перебить его голос.
Но тогда он бить будет.
Он уже пощечину дал, когда Топочка сказала, что не хочет сюда ехать. Не сильно и почти не больно, но следующая была бы хуже.
Миша ждет дома. Миша рассердится, что Топочка не звонит и не держит его в курсе дела. И что ничего-то ей не достанется, потому что пять процентов – это мало. Нет, для Топочки это много, а для Миши мало, он станет требовать остальные девяносто пять, сравнивать с десятью Аллы Сергеевны, и с тринадцатью Лизхен, и с тем, что двухкомнатная квартира – ерунда по сравнению с домом, который получат Ильве и Рома. А если еще про условие узнает, про то, что, вполне возможно, и несчастные – он почему-то очень часто использовал это слово – пять процентов могут не достаться… и что Дуся знает про Секрет-о-котором-нельзя-говорить, – убьет. Дуся точно знает… а и не страшно совсем. Это как долго-долго готовиться идти к зубному, привыкать-привыкать к мысли, а потом просто взять и пойти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13