неужели тот серьезно требует, чтобы он ушел?
– Иди, иди, – настойчиво повторил мальчик. – Жди меня там.
Лев с недовольным видом направился к выходу и уселся на преториуме мордой к палатке, чтобы по первому зову броситься на помощь хозяину.
Претор приказал центуриону опустить полу палатки и, повернувшись к Клеону, исподлобья оглядел его:
– Итак, ты лазутчик Спартака?
Мальчик, приготовившийся к этому вопросу, возмущенно вздернул голову:
– Не сам ли ты только что говорил, что спуститься с горы невозможно?… Об этом Спартаке я впервые услышал здесь, в лагере.
– Да?… – Претор недоверчиво прищурился. – Странно! Все пастухи и дровосеки в окрестностях только и говорят, что о нем. А ты, судя по твоей собаке, пастух.
– Да, я был пастухом дома, в Сицилии. Я пас овец… своих овец. И Лев со мной. А потом нас схватили пираты.
– Послушай, мальчик, говори правду. Все равно мы ее узнаем. Из какого имения ты бежал?
– Боги свидетели, я не лгу! Я жил с отцом и матерью еще два дня назад… Позволь рассказать тебе все по порядку.
Претор в знак согласия наклонил голову, и Клеон рассказал свою историю, вплоть до той минуты, как он, услыхав, что пираты собираются требовать выкуп с отца своей пленницы, имение которого где-то здесь, неподалеку, возле города Нолы, решил его предупредить и бежал с корабля пиратов. За исключением конца, рассказ был правдив, и Клодий, казалось, поверил ему.
– Хорошо, – сказал он. – Предположим, все это истина. А знаешь ли ты имя этого римского гражданина или его дочери?
– Нет, пираты не называли его.
– Как же ты хотел его разыскать? В окрестностях Нолы много имений.
– Я ходил бы из одной усадьбы в другую, пока не нашел бы ту, которая мне нужна.
Клодий насмешливо улыбнулся:
– Ты надеялся настолько опередить пиратов?
– Да… – прошептал Клеон, поставленный в тупик этим вопросом.
– Не имея понятия ни о дороге, ни об имени владельца латифундии?
Клеон покраснел и, не зная, что ответить, растерянно глядел на претора. Клодий брезгливо пожал плечами.
– Явная и притом неумная ложь! Может быть, ты и убежал от пиратов, но не для того, о чем рассказываешь. – Давая понять, что разговор с Клеоном окончен, он повернулся к центуриону: – Аполлодор, кажется, здесь?
– Да, на лугу, вместе с другими торговцами…
Клеон стоял, потупив голову, с трудом удерживая слезы. Он часто слышал, как отец говорил, что ложь всегда откроется и унизит лжеца. Слова эти крепко запомнились мальчику. Конечно, бывало, что Клеон иногда солжет и ему за это достанется, но еще никто с ним не разговаривал так высокомерно, как Клодий. Стоя в палатке претора, Клеон с любовью вспоминал родной дом и даже затрещины, которые порой получал от матери. Он думал о доме и совсем не слушал, что говорил Клодий. Лишь бы этот «золотой центурион» не вздумал снова обратиться к нему! Мальчику казалось, что он не в состоянии будет больше вынести надменной насмешки полководца… Ну, а если тот заговорит?… Надо выдержать! Клеон гордо поднял голову… но увидел только спину претора Клодия. Тот придвинул к себе дощечку для письма и небрежно махнул рукой, отпуская центуриона. При этом он сказал загадочные слова (по крайней мере, Клеон их понять не мог):
– Собака тоже стоит денег. Отдашь их легионерам четвертой стражи.
Глава 9 «Черный день»
При виде живого и невредимого Клеона Лев с восторженным лаем кинулся к нему и, положив лапы на плечи мальчика, облизал его лицо. Клеон прижал к себе собаку. Это помогло ему забыть на время унижение, которое он только что испытал.
– Нельзя поднимать здесь такой шум, – проворчал центурион.
Клеон сжал влажные ноздри собаки и слегка оттолкнул ее. Опускаясь на передние лапы, Лев взвизгнул в последний раз и умолк.
– Больше он не будет лаять.
В глазах центуриона мелькнуло сочувствие. Приказав Клеону идти за ним, начальник сотни двинулся к задним воротам, через которые недавно ввел мальчика и собаку.
Шагая позади центуриона, Клеон мысленно вновь переживал сцену в палатке военачальника. Чем дальше они уходили, тем спокойнее делался мальчик. Конечно, неприятно быть уличенным во лжи и притом – глупой. «Но хорошо, что нам придется иметь дело не с этим „золотым“, а с легионерами четвертой стражи, которым он приказал нас отдать. Наконец-то боги послали мне удачу! Сейчас тот добрый легионер накормит нас кашей, а ночью я, может быть, смогу пробраться на гору, к гладиаторам…» Приободрившись, Клеон стал искать глазами того кашевара, который предлагал ему завтрак. Увидев его, мальчик радостно улыбнулся, а тот, дружески кивнув, похлопал себя по животу, давая понять, что уже наелся, и поманил Клеона к себе.
– Вон стоит легионер из четвертой стражи, – сказал Клеон, забегая вперед и заглядывая в лицо своему провожатому.
– Вижу, – хмуро ответил центурион. – Ты, верно, есть хочешь?… Я накормлю тебя… там, – он махнул рукой в сторону ворот.
– Но ведь начальник приказал тебе отдать нас легионерам четвертой стражи?
– Откуда ты взял?… Не вас, а деньги… Сегодня, мальчик, для тебя, видно, черный день.
– Какой – черный день?
– Есть такие в календаре… Жрецы их знают. А нам они неведомы. Поэтому никогда ничего не надо начинать, не посоветовавшись со жрецами… Впрочем, на пиратской миопаро-не ты не мог к ним обратиться!
Клеон был поражен. Вот, оказывается, откуда все неудачи! А он и не знал.
Центурион был так хмур, что Клеон не решился надоедать ему расспросами и старался сам догадаться, что это такое – календарь. Пока он ломал голову, они вышли за ворота, и центурион направился к тем палаткам под стеной сада, которые на рассвете Клеон принял за привал переселенцев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84