Он берёт Мари за руку и водит ею сам:– Так вы быстрее поймёте. Раз, два, раз… Ну! Пойте же!На этот раз она вообще не вступила. Зардевшись от неожиданного жеста учителя, она вконец смешалась. Я веселюсь от души. Однако обладатель прекрасного баритона, крайне польщённый волнением бедной пташки, совестится настаивать. Дылда Анаис, надув щёки, еле сдерживает смех.– Мадемуазель Анаис, пожалуйста, покажите мадемуазель Белом, как нужно исполнять упражнение.Анаис не заставляет себя просить дважды! Она поёт эту вещицу «с выражением», на высоких нотах и не слишком соблюдая размер. Но надо же, она знает её наизусть, и её довольно смешная манера петь, словно она исполняет не упражнение, а романс, приходится по вкусу нашему южанину – тот рассыпается в похвалах. Анаис пытается покраснеть, но у неё это не получается; тогда она довольствуется тем, что опускает взор долу, прикусывает губу и наклоняет голову.Я предлагаю Рабастану:– Сударь, пусть они споют несколько упражнений на два голоса. Я не смогла их этому научить, как ни старалась.В это утро я настроена серьёзно: во-первых, потому что охоты смеяться у меня нет, а во-вторых, начни я дурачиться на первом же уроке, мадемуазель Сержан отменит вся занятия вообще. И потом, я думаю об Эме. Значит, сегодня она не сойдёт вниз? Всего неделю назад она бы ни за что не осмелилась так долго нежиться в постели!Раздумывая обо всё этом, я распределяю партии: первая достаётся Анаис, которой будет подпевать Мари Белом, а вторая – пансионеркам. Сама я помогу тем, кто послабее. Рабастан подпоёт другим.Мы исполняем небольшой отрывок на два голоса, я стою рядом с красавцем Антоненом, который, наклоняясь в мою сторону, выводит энергичные и выразительные: «А-а! А-а!» Должно быть, со стороны мы выглядим потешно. Неисправимый марселец так стремится выказать свои таланты, что совершает одну ошибку за другой – этого, впрочем, никто не замечает. Изысканная хризантема, которую он прикрепил к пиджаку, отрывается и падает на пол – окончив пение, Рабастан поднимает её и бросает на стол, говоря: «Ну как, по-моему, неплохо?» – явно напрашивается на похвалу.Мадемуазель Сержан, слегка поостыв, отвечает:– Пусть они споют одни, без вас и Клодины, тогда увидите.(Судя по его сконфуженному виду, он совершенно забыл, зачем явился. Нам того и нужно! Самое милое дело! В отсутствие директрисы мы верёвки будем из него вить.)– Разумеется, мадемуазель, но они продвинутся вперёд, как только приложат чуточку старания. Тогда им любой экзамен будет нипочём. Тем более что сам экзамен не ахти какой сложный.Надо же, Рабастан встаёт на дыбы! Здорово он поддел директрису – сама она не может спеть даже гамму. Она прекрасно понимает его намёк и мрачно отводит взгляд в сторону. Я даже немного зауважала Антонена. Он таки испортил директрисе настроение, и теперь она сухо заявляет:– Может, вы ещё с ними позанимаетесь? Мне хотелось бы, чтобы они спели отдельно – так они приобретут уверенность и сноровку.Наступает черёд двойняшек. Голоса у них так себе, никудышные, да и чувство ритма отсутствует, но наши зубрилы всегда выйдут сухими из воды, недаром они примерные ученицы! Не переношу этих послушных скромниц. Так и вижу, как эти лицемерные паиньки корпят над упражнениями, долбя одно и то же раз по шестьдесят, прежде чем отправиться на урок в четверг.Под конец, чтобы, как говорится, «потешить душу», Рабастан объявляет, что хочет послушать меня, и просит спеть какие-то нудные вещицы; эти старомодные вокализы – роковые романсы и примитивные песенки – кажутся ему последним словом искусства. Чтобы не ударить лицом в грязь перед директрисой и Анаис, я стараюсь петь как можно лучше. Антонен приходит в неописуемый восторг и рассыпается в комплиментах, путаясь в замысловатых фразах – мне и в голову не приходит выручить его, наоборот, не спуская с Антонена внимательных глаз, я, донельзя довольная, слушаю его. Не знаю, как удалось бы ему закончить изобилующую вводными предложениями фразу, если бы не подоспевшая мадемуазель Сержан.– Вы дали девушкам домашнее задание на неделю? Нет, не дал. Он никак не может взять в толк, что его пригласили сюда вовсе не для того, чтобы петь со мной дуэтом!Но что случилось с Эме? Надо бы узнать. Я ловко переворачиваю чернильницу на столе, норовя посильнее заляпать пальцы. Растопырив их, я огорчённо вскрикиваю «Ах!» Директриса, заметив, что я, как всегда, в своём репертуаре, отправляет меня мыть руки на колонку. Выйдя из класса, я вытираю руки губкой, чтобы стереть самую гущу, и внимательно оглядываюсь. Пусто. Ни души. Подхожу к ограде директорского сада. И здесь никого. Но там, в саду, чьи-то голоса. Чьи? Я перегибаюсь через ограду, заглядываю в сад с двухметровой высоты и под голыми ореховыми деревьями в бледном свете сурового зимнего солнца вижу угрюмого Ришелье, беседующего с Эме Лантене. Три-четыре дня назад подобное зрелище могло сразить меня наповал, однако огорчения этой недели немного меня закалили.Вот тебе и нелюдим! Сейчас-то он в карман за словом не лезет и глаз не отводит. Неужто решился?– Мадемуазель, неужели вы не догадывались? Ну сознайтесь, догадывались!Эме, порозовев, дрожит от радости, и глаза её больше обычного отливают золотом, однако она не забывает посматривать по сторонам и тревожно прислушиваться. Эме мило смеётся, тряся головой, – ну конечно, эта обманщица ни о чём не догадывалась!– Разумеется, догадывались, ведь я все вечера торчал у вас под окнами. Я люблю вас всем сердцем. А не так, чтобы пофлиртовать с вами во время учёбы, а затем уехать как ни в чём не бывало на каникулы. Выслушайте меня со всей серьёзностью, я нисколько не шучу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70